Хлыст в ее руках выглядел отнюдь не пустой угрозой.
– Мой детектор – вот здесь, – охотница взяла онемелую руку Глеба и прижала к своей правой груди. – Ты знаешь, что люди, у которых сердце справа, не умеют любить и сразу отличают ложь от правды?
– Я ничего не чувствую. – Это была правда. – Временный паралич нервных окончаний.
– Ничего не чувствуешь? – она размахнулась и сильно ударила его кулаком по губам. – А сейчас?
На костяшках ее руки была кровь. Глеб облизнул языком губы. Солено.
– Я чувствую, как ты воняешь, – сказал он.
А вот это была ложь. Тело Ксаны пахло приятно. Возбуждающе. Оно обещало быть таким и на вкус. Как янтарный липовый мед. Патока. Гормональный афродизиак.
Такой выделяет паучья самка, перед тем как трахнуть и сожрать самца.
– Ото! – Ксана рассмеялась. – Ты мне нравишься, «крестовик». Берегись. Я обычно стараюсь не смешивать работу и удовольствие.
Она взмахнула хлыстом. Глеб напрягся, но страховидное щупальце обвило ножку столика‑каталки, на котором были разложены инструменты охотницы. Тонкая рука напряглась, и столик подкатился ближе к дивану. Чтобы до него можно было без проблем дотянуться.
– Я много знаю про вас, тамплиеров, – сообщила ему Ксана, перебирая свой арсенал болезнетворных железок. – Знаю, что ты мог без труда обмануть мои датчики. Ты ведь неплохо умеешь управлять своим телом.
Между ее пальцами сверкнул удлиненный скальпель.
– Посмотрим, справляешься ли ты со всеми его частями. Отточенными движениями она распорола джинсы и белье
Глеба, нетерпеливо раскидывая клочья в стороны.
– Это один из любопытных постэффектов оглушения станнером, – Ксана потыкала рукояткой хлыста Глебу в пах. – Действует покруче любых стимуляторов. Ты еще не можешь как следует распрямить палец, а твоей штукой уже можно прочищать ствол «штальфауста». Тебе нравится?
«Может быть, в других обстоятельствах», – подумал Глеб. «Штука», в опасной близости от которой пребывал ножик Ксаны, была дорога ему не только как память киборга о человеческом прошлом.
– А еще я знаю, – она наклонилась к самому уху Глеба, щекоча его своим дыханием, – знаю, что твоя батарея разряжена, ты на нулях. Я видела, как упал твой боевой темп, когда ты дрался с Драконом. Иначе бы ты сразу надрал этому желтому говнюку задницу, верно?
Она яростно впилась зубами в мочку Глебова уха, прокусив ее почти насквозь. Эту боль Глеб почувствовал и дернулся, чем мог. Получилось слабо.
– Жаль, что мне запретили отрезать от тебя куски, – пальцы Ксаны поглаживали его лицо и шею, – Я бы взяла на память ухо. Или оба. Носила бы на шее, как ожерелье.
– Право, я этого не стою, –деликатно ответил Глеб. «Сколько там сказал японец? Сорок минут? Что‑то долго они возятся. А то и правда эта свихнувшаяся пантера возьмет себе на память… что‑нибудь».
– Я слышала, сейчас модно пересаживать себе части тела любимых. У меня парень черный, ну, ты его видел. Я думаю взять у него полоску кожи и пересадить вот сюда, – Ксана провела ногтем по своему белому и гладкому бедру, остановилась возле свежей «нашлепки» биобинта. – Как ты думаешь, мне пойдет?
Глеб не ответил. Его глазные яблоки поворачивались вслед за ее запястьем, на котором теперь покачивалось две пары наручников. Удивительного, средневекового дизайна. С выдвижными шипами, обращенными внутрь «браслета».
– Я знаю, что тебе пока это не нужно, – сказала она, изгибаясь, чтобы надеть наручники на его щиколотки. |