Скрещенные на груди руки у кучки татуированных девиц были до самых локтей унизаны тонкими кольцами браслетов. Черные банданы в их волосах напомнили Люс некогда виденный фильм о девушках из мотоциклетной банды. Она взяла его в прокате, решив, что чисто женская банда байкеров — это круто. Теперь она встретилась взглядом с одной из девиц на том конце газона. Косой прищур кошачьих глаз с темной подводкой заставил Люс поспешно уставиться в другую сторону.

Парень с девушкой, держащиеся за руки, блестками вышили на спинах своих черных свитеров по черепу со скрещенными костями. Через каждые несколько секунд один из них притягивал другого ближе, чтобы чмокнуть в висок, в мочку уха, в веко. Когда они обнялись, Люс разглядела на запястьях у обоих браслеты следящих устройств. Они казались слегка грубоватыми, но было заметно, насколько они любят друг друга. Всякий раз, когда она видела, как вспыхивают колечки пирсинга в их языках, грудь Люс сжималась от одиночества.

Позади влюбленных стояла у самой стены группка светловолосых мальчиков. Каждый из них, несмотря на жару, натянул свитер. У каждого под ним была строгая белоснежная рубашка с жестко накрахмаленным воротничком. Черные брюки самым краешком касались носков начищенных туфель. Из всех собравшихся во дворе учеников они показались Люс наиболее похожими на доверцев. Но внимательный взгляд быстро обнаружил их отличие от мальчиков, которых она знала прежде. От мальчиков вроде Тревора.

Просто стоя группкой, ребята излучали непривычную жесткость. Она читалась в их взглядах. Это трудно объяснить, но Люс внезапно поразило осознание того, что каждый в школе, совсем как она, имеет прошлое. У каждого есть тайны, которыми он не хочет делиться. Но она не могла понять, ощутила ли она себя от этого более или менее одинокой.

Арриана обратила внимание на то, как Люс разглядывает ребят.

— Все мы делаем, что можем, чтобы продержаться день, — заметила она, пожав плечами. — Но на случай, если ты не заметила, как низко кружат стервятники, — принюхайся, это место изрядно пованивает смертью.

Она уселась на скамейку под плакучей ивой и похлопала по сиденью рядом с собой, приглашая Люс присоединиться.

Та смахнула горку сырой, подгнивающей листвы, но, еще не успев присесть, заметила нарушение правил о форме одежды.

Весьма привлекательное нарушение.

Вокруг его шеи был обмотан алый шарф. Погода стояла довольно теплая, но поверх свитера он накинул еще и черную кожаную косуху. Возможно, дело было в том, что его шарф оказался единственным цветным пятном во дворе, но Люс не могла смотреть ни на что, кроме него. По сути, все остальное настолько меркло в сравнении, что на один долгий миг девочка даже забыла, где она.

Она вбирала в себя его золотистые волосы и удачно сочетающийся с ними загар. Его высокие скулы, темные очки, скрывающие глаза, мягкие очертания губ. Во всех фильмах, виденных Люс, и книгах, ей прочтенных, объект любовного увлечения выглядел превосходно до безумия — за исключением единственного изъяна. Надколотый зуб, очаровательный вихор, родинка на левой щеке. Она знала почему — если сделать героя безупречным, он рискует показаться недостижимым. Но, достижима та или нет, Люс всегда питала слабость к совершенной красоте. Как у этого юноши.

Он прислонился к стене здания, свободно сложив на груди руки. И на долю секунды перед глазами Люс мелькнул образ ее самой в объятиях этих рук. Она тряхнула головой, но видение осталось таким ясным, что она едва не бросилась к нему.

Нет. Это безумие. Люс прекрасно понимала, что даже для школы, набитой психами, это стремление ненормально. Она с ним даже не знакома.

Он беседовал с невысоким пареньком, с дредами и улыбкой во все тридцать два зуба. Оба искренне и заразительно хохотали — так, что Люс охватила странная зависть. Она попыталась вспомнить, как давно смеялась сама, смеялась по-настоящему, как они.

— Это Дэниел Григори, — пояснила Арриана, наклоняясь к ней и как будто читая ее мысли.