Пока минивэн медленно двигался к перекрестку, они сидели в напряженной тишине.

— А мне нравится, — восторженно заявила Кертис, — здесь куда ни глянь, повсюду история.

— Если честно, то точка зрения Руша мне намного ближе, — откликнулась Бакстер, — как вы сами только что сказали, здесь действительно повсюду история. Но если вы видите Трафальгарскую площадь; то я — расположенный напротив переулок, где мы выудили из мусорного контейнера тело проститутки. Вы — здание парламента, я — катер, за которым мы должны были гоняться по реке и из-за которого я не попала… в общем не попала туда, куда должна была попасть. Все так, но это все равно не мешает Лондону оставаться моим домом.

Впервые за все время специальный агент оторвался от окна и окинул Бакстер долгим, изучающим взглядом.

— Руш, скажите, вы давно уехали отсюда? — спросила Кертис, которой, в отличие от остальных, не показалось таким уж комфортным молчаливое спокойствие, царившее в минивэне.

— В 2005 году, — ответил он.

— Наверное, тяжело оказаться в такой дали от семьи.

Дамьен явно не был настроен об этом говорить, но все же с неохотой ответил:

— Да, тяжело. Но я каждый день слышу их голоса, так что они для меня всегда как будто рядом.

Бакстер поерзала на сиденье, несколько смутившись откровенности специального агента. Кертис только ухудшила ситуацию своим неуместным и неискренним умилением:

— Ой, до чего трогательно!

На парковке для посетителей тюрьмы Белмарш они вышли из машины и направились к главному входу.

Агентов попросили сдать личное оружие, сняли у них отпечатки пальцев, провели через тамбур с металлодетектором, просветили рентгеном, обыскали вручную, после чего попросили подождать начальника тюрьмы.

Когда Кертис, извинившись, сказала, что ей нужно отойти, Руш стал напряженно оглядываться по сторонам. Через несколько мгновений до Бакстер вдруг дошло, что он мурлычет под нос песню «Холлабэк Герл» Гвен Стефани.

— Вы в порядке? — спросила она.

— Извините.

Бакстер окинула его долгим, подозрительным взглядом.

— Я всегда пою, когда нервничаю, — объяснил он.

— Нервничаете?

— Не люблю замкнутых пространств.

— А кто же их любит? — ответила Бакстер. — Это все равно что сказать, что не любишь, когда тебе тычут в глаз. Это довольно-таки очевидно — кому понравится оказаться взаперти?

— Спасибо за участие, — улыбнулся он, — но если уж мы заговорили о нервах, то как себя сейчас чувствуете вы?

Эмили удивило, что от внимания специального агента не ускользнула охватившая ее тревога.

— В конце концов, Масс сделал ставку на то, чтобы…

— Меня убить? — пришла ему на помощь Бакстер. — Да, я помню. Нет, дело не в этом. Просто я надеюсь, что здесь больше не работает начальник тюрьмы Дэвис, который меня здорово недолюбливает.

— Вас? — переспросил Руш, безуспешно пытаясь изобразить на лице изумление.

— Да, меня, — немного обиженно ответила Эмили.

Это, конечно же, была ложь. Бакстер действительно волновалась в преддверии встречи с Массом, но она боялась не его самого, а того, что он мог знать и мог рассказать.

Только четыре человека были в деталях осведомлены о том, что произошло в зале судебных заседаний Олд Бейли. Она думала, что Масс бросится опровергать наспех состряпанную ею версию событий, но он ни разу не попытался подвергнуть сомнению ее показания. С течением времени Эмили позволила себе лелеять надежду на то, что во время схватки с Волком он потерял сознание и теперь ни ничего не помнит о ее постыдной тайне.