– Согласна, все это так, – сдалась Эмили. – Но чем все это кончится? Она не может выйти за него замуж, даже если он надумает сделать ей предложение.

– Я знаю.

– Пострадает ее репутация, если уже не пострадала, – продолжала Эмили. – Отец перевернется в гробу. – Умолкнув, она обвела стены взглядом. – Думаю, ты можешь сделать стены спальни голубыми, только надо будет сменить мебель. Она должна быть более темного цвета. – Эмили снова посмотрела на сестру. – Что с ней делать, Шарлотта? Бабушка вне себя.

– Бабушка вне себя уже несколько месяцев, – опять спокойно ответила Шарлотта. – Если не лет. Ей нравится это состояние. Если бы не это, она нашла бы еще что-нибудь.

– Но это совсем другое, – не сдавалась Эмили, наморщив лоб. – На сей раз у нее есть веские причины. Поведение мамы глупо и опасно. Когда все это кончится, она обнаружит, что общество отвернулось от нее. Ты не думала об этом?

– Конечно, думала. Я убеждала ее до хрипоты, но все напрасно. Она сама отлично все понимает, но уверена, что игра стоит свеч.

– Тогда она не способна мыслить здраво, – резко сказала Эмили, устало опустив плечи. – Я не верю, что она сказала это серьезно.

– А я бы тоже поступила так, – вдруг сказала Шарлотта, не столько возражая Эмили, сколько просто так, глядя в окно. – Я предпочла бы короткий миг счастья и риск, чем годы серой респектабельной скуки.

– Респектабельность не серая, – возразила Эмили и внезапно, сморщив носик, рассмеялась. – Респектабельность коричневого цвета.

Шарлотта с одобрением глянула на сестру.

– И все же, – продолжала Эмили; глаза ее были серьезны, хотя она продолжала смеяться. – Отсутствие респектабельности с годами может стать досадной помехой. Одиночество может оказаться тяжким испытанием, и тогда неважно, какого оно будет цвета.

Шарлотта знала, что это правда и почему сестра сказала такое. Возможно, будь Эмили на месте матери, она тоже сделала бы ставку на короткий и незабываемый миг счастья, хорошо зная его горькую цену.

– Я знаю, – тихо промолвила Шарлотта. – Бабушка никогда не даст маме забыть этого, даже если другие будут более снисходительны.

Эмили задумчиво обвела взглядом комнату, и Шарлотта словно прочла ее мысли.

– О, нет! – решительно воскликнула она. – У нас и без того тесно.

– Да, – неохотно согласилась Эмили, а потом, улыбнувшись, спросила: – Ты о ком подумала – о маме или о бабушке?

– Конечно, о бабушке, – ответила Шарлотта. – Мама, разумеется, захочет остаться на Кейтер-стрит. Это ее дом. Только вот не знаю, что для нее будет хуже – жизнь с бабушкой и ее вечные упреки и жалобы или полное одиночество, когда не с кем словом перекинуться. Ждать каждый день, что кто-то навестит тебя, или самой однажды отважиться на это и получить вежливый отказ у дверей – господ, мол, нет дома, хотя ты видела, что их экипажи стоят во дворе, и прекрасно знаешь, что они дома. А они знают, что ты это знаешь.

– Перестань, – поморщилась Эмили и вздрогнула, словно испугалась. – Я не состоянии даже представить такое. Нам надо что-то предпринять. – Она посмотрела на Шарлотту. – Ты не пыталась поговорить с ним? Если он ее любит, то должен понять, что ее ждет. Или он круглый болван?

– Он актер, – отрешенно пожала плечами Шарлотта. – Это другой мир.