— Не боишься светиться?

— Да чего бояться? Я все равно у них в списках главных врагов.

— Ну, тогда поехали, — кивнул Логачев…

Во дворе районного отдела НКВД выстроились доставленные. Встали мы в сторонке с Логачевым, и я ему обозначил каждого. Знал я действительно всех до единого. В основном это были местные. Двое из Вяльцев, остальные наши, селяне. По большей части единоличники. Хотя затесался даже колхозный агроном, прибывший к нам из Станиславской области.

А вот еще один персонаж, который давно мозолил мне глаза. Скрипач из того несчастного оркестра, где играл на трубе Звир. Недаром я подозревал его в том, что он ведет среди народа националистическую агитацию. Попался, записной болтун!

Я дал каждому коротенькую характеристику, Логачев сделал отметки карандашом в своем толстом блокноте, который таскал в командирской дерматиновой сумке.

Когда арестованных заводили со двора в помещение отдела, в сутолоке ко мне приблизился Скрипач и прошипел разъяренным камышовым котом:

— Лучше сам повесься! Не так больно будет, гаденыш!

Боец внутренних войск, обратив на это внимание, не стал мудрствовать лукаво и выписал негодяю увесистого пинка, смазав весь пафос момента. Совершенно комично Скрипач влетел в дверной проем, где и распластался на полу.

Узнав, что мне наговорил Скрипач, уполномоченный как-то погрустнел:

— Да, не надо тебя было светить.

— Все равно бы узнали, — беззаботно отмахнулся я.

— Ты поосторожнее будь. И как только что подозрительное заметишь — сразу ко мне. Ты парень смышленый и преданный нашему делу. Такие нам нужны.

— Хорошо, — кивнул я.

Еще не воспринимал я угрозы националистов со всей серьезностью. И сильно ошибался.

Из арестованных в село вернулся один единоличник, тише воды, ниже травы. Его все спрашивали с нездоровым любопытством, как с ним обращались в НКВД. Он молчал, но, судя по его затравленному виду, пришлось ему там несладко.

А я продолжал жить своей насыщенной жизнью. Закрутился в делах, и все эти шпионские страсти отошли на второй план. Только расслабился я рановато. Вообще, в жизни расслабляться нельзя. Особенно когда тебя пообещали прикончить.

В тот вечер я возвращался с работы домой, как всегда срезав путь через бурный ручей. С утра как-то все не ладилось. Трактора не заводились. Инструмент ломался. Да еще и сейчас поскользнулся на камне и промок в ручье.

Состояние было какое-то напряженное. И это напряжение росло с каждым шагом. Меня пронзило предчувствие — что-то будет. Как истинный материалист, я только отмахивался от него. А как нормальный человек, максимально сосредоточился и ждал подвоха.

Скользнул, спускаясь по покрытому травой склону. Уловил какой-то шелест. И на меня сейчас же лавиной обрушилось ощущение чего-то враждебного, холодного и смертельного рядом…

Глава одиннадцатая

Уже не заботясь о том, что могу выглядеть глупо, я резко согнулся. Споткнулся. Распластался на земле.

И вовремя. Грянул выстрел. Над моей головой просвистела пуля. С таким же примерно звуком, как и тогда, когда в меня палил польский полицейский.

А потом все мое существо заполонил порыв: «Беги!»

Пригнувшись, я резво припустился прочь. Грянул еще один выстрел. Но я уже подбегал к своему дому, до которого было совсем недалеко.

Заскочил в дом очумелый, с выпученными глазами. Поймал на себе такие же очумелые взгляды родни.

— Чтой-то там грохотало? — заверещала моя тетя.

— Стреляли, — коротко ответил я.

— И в кого ж то стреляли?!

— В меня!

— Ой, страхи-то какие!

Но я на причитания родных внимания не обращал.