|
— Поспрашиваю… Только это ведь дорого. Я-то, ясное дело, тебе уступлю, но другие-то нет. Даже если я сторгую себе в убыток, все равно выйдет дорого. — Не надо в убыток. Деньги пока есть. Я заплачу. Старик покивал задумчиво и вздохнул: — Ох-ох-ох, чекист, ох-ох-ох. Что ж ты такое задумал? — Ничего плохого, — серьезно ответил Михаил. — Одно хорошее, веришь? — Да я-то что, — невесело усмехнулся Шустр. — Веришь — не веришь… Ты ведь небось и два года назад ничего плохого не думал. Только вот после вашего ухода слепые собаки потом месяц нарадоваться не могли. Сытые бегали, жирные, как будто беременные. — В этот раз так не будет, — пообещал Столяров и мысленно прибавил: «Дай-то Бог!» — Ну-ну. — Сталкер поднялся из-за стола и оперся о новый костыль. — Так я пойду пока. Поспрашиваю. Тем временем Гарин, дождавшись своей очереди, пытался заказать в баре чего-нибудь безалкогольного. Бармен упрямился. Он понимал значение слова «безалкогольного», он не понимал смысла. — Зачем? — в третий раз спросил он. — Пить хочется, — теряя терпение, повторил Олег. — Но не водку. Что-нибудь другое. — Так возьми пива! — Пива тоже не хочу. Есть чай? — Чай? — непонимающе поморщился бармен. — В смысле, я тебе — чай, а ты мне: «На, получай!», так что ли? Похоже, к обычной его угрюмости по вечерам добавлялась повышенная подозрительность. Есть такая категория людей, которые в любой услышанной фразе ищут подвох. Спросишь такого, например: «Есть у тебя мыло?» — и он непременно ответит: «Что? Намыль задницу и скользи отсюда?» И еще улыбнется снисходительно, дескать, стреляного воробья на мякине не проведешь. Вот и местный бармен ближе к полуночи становился таким же. Гарин вцепился бы ему в горло, если б не разделяющая их решетка. Потом Олег вспомнил «специальный» выводящий из запоя чай, которым напоил его Михаил по возвращении с кладбища, и сменил тактику. — Слышь, братишка, — понизив голос, сказал он. — Кружечку чифирю мне сообрази. Бармен кивнул понимающе, как будто именно этой просьбы и ждал, и наконец-то отправился выполнять заказ. Пять минут спустя, передавая Гарину помятую с одного бока алюминиевую кружку, он спросил: — Кстати, это ведь ты Студент? — Допустим, — настороженно подтвердил Олег. — Так допустим или точно? — Допустим, это точно я. И что? — Тогда пляши. — В каком смысле? — Письмо тебе. — От кого? — Без понятия. Кто-то на стойке оставил, пока я к чану за водкой ходил. А рядом мелкую денежку положил, чтобы письмецо точно до адресата дошло. Бармен положил перед Олегом свернутый конвертиком лист бумаги, вырванный из тетрадки в клеточку. На конвертике крупными печатными буквами было написано «СТУДЕНТУ». Сначала Гарин сделал глоток — местный чифир оказался пожиже вчерашнего, вдобавок почему-то пах мокрым веником, — потом отставил кружку и обеими руками развернул письмо. Едва скользнув взглядом по строчкам, Олег перестал чувствовать вкус напитка. Сердце забилось часто и тревожно, а руки мелко затряслись. Гарин порывисто смял письмо в кулаке и прижал руку к груди. Он постоял так немного, закусив губу, потом снова развернул листок. Аккуратные строчки никуда не делись. Не замечая ничего вокруг себя, Олег двинулся к своему столику. — Эй! Чай-то свой забери! — окликнул сзади бармен, и ему пришлось вернуться за кружкой. |
