Смотрел, доедая свои любимые бутерброды. Самые вкусные. А она научилась их готовить так, что даже Минни позавидовала бы.
Он снова посмотрел на часы. Не торопясь. Не спеша. Дожёвывая последний кусочек. Медленно. Словно её слова он прожёвывал тоже.
— Я не хотела… — тихо сказала она. В груди разросся огромный комок. Он мешал говорить.
Но он не ответил. Сделал последний глоток и аккуратно поставил чашку. Он продолжал смотреть на неё, но молчал. Поднялся со своего места и развернулся, чтобы уйти.
— Прости, я не хотела…
Он приостановился. И даже развернулся к ней.
— Теперь я, действительно, вижу, что ты не хотела.
Он даже не собирался её слушать. Поднялся в спальню.
Она сидела в ступоре несколько секунд. Несколько бесконечных секунд она сидела закрыв лицо руками, и ничего не ощущая. В душе стало вдруг пусто и мутно. И желудок дал о себе знать. То ощущение гадливости превратилось в тошноту.
Соскочив со стула, она понеслась за ним. Взлетела по ступеням, сама удивившись, как не убилась по пути в спальню.
И застыла в дверях гардеробной. Он уже был в серых брюках. И стоял спиной… И снимал с вешалки белую рубашку… И на нём не было повязки…
— Ты сказал… — заикаясь начала она. — Ты сказал, что растянул связки… — она смотрела в его отражение. Он натянул на плечи рубашку. — Ты мне сказал, что растянул связки! — подлетев, она одёрнула его руку и распахнув сорочку в безмолвном шоке уставилась на грудь.
— Конкуренция не всегда бывает здоровой, — равнодушно сказал он и начал застёгивать пуговицы.
Тошнота резко подступила к горлу. Она едва успела добежать до ванной комнаты. Склонилась над раковиной и её вырвало. В глазах потемнело. Она ухватилась за мраморный край, ожидая пока приступ пройдёт. Он не пошёл за ней. Вышел из гардеробной, только когда полностью оделся. В голове прояснилось, она умылась и вернулась в спальню. Села на кровать.
— Плохо? — она кивнула и он откинул одеяло. — Полежи. Я сейчас.
Он спустился вниз и вернулся со стаканом льда. Иногда это помогало от тошноты. И сейчас должно помочь, потому что этот приступ вызван больше её эмоциональным состоянием, нежели физическим недомоганием. Он поднял ей подушку повыше и она села на кровати. Накинул на колени одеяло.
— Ещё что-нибудь?
— Нет, спасибо, — тихо ответила она. Он кивнул.
— Скоро приедет Минни. Я попрошу и она присмотрит за тобой. Мне нужно ехать.
Она кивнула. И он вышел из спальни.
Очень хотелось заплакать, но она не могла.
* * *
Она так и не позвонила ему. Так и не решилась набрать его номер.
Не набралась смелости, что бы просто спросить, когда он вернётся домой. В душе было чувство, что она не имеет на это права; что она потеряла все права на него.
Это гадкое и обидное чувство…
Ян не звонил ей тоже. Ни разу за весь день и вечер. Это было так непривычно. Но всё же так понятно. И так неприятно. Но он ведь знал, что ей плохо. Ушёл, оставляя её в таком состоянии, и даже не поинтересовался о её самочувствии.
Она не решилась позвонить ему, но легко смогла позвонить другому человеку. Она сделала это после того, как её тихая истерика закончилась. Она не ревела и не плакала, но тихо глубоко в душе лила горькие слёзы, после того как он ушёл; после того, как она увидела его в гардеробной…
Она столько всего слышала от родителей… Столько всего… Что ей не составило огромного труда представить всё то, что он пережил и что с ним делали… Это так страшно… Всё должно было встать на свои места, но не встало.
— …чтобы ты никогда больше не появлялся в моей жизни! Я никогда не хочу тебя больше видеть! И ты больше подонок чем он, потому что от тебя этого не ожидаешь, а он никогда не прикидывался мягким плюшевым мишкой, как ты! — злобно выговорилась она и положила трубку. |