А Симон, тем временем, заметил, что на обратной стороне листа были какие-то расчёты, цифры, коды, а внизу размашистая подпись Яна.
— Да, малышка это просто шедевр! — наконец сказал он, поднимая её на руки. — Пойдём-ка к маме, радость моя…
— А сто такое «седевр»? — поинтересовалась девочка.
— Это значит, что твой рисунок очень красивый. Он просто прекрасен, моя принцесса.
— Класивый — это хололсо, — довольно закивала Лизи, и начала складывать свою драгоценную бумажку.
— Эва! Ты, что не можешь дать ребёнку нормальных чистых листов бумаги? — усмехнулся Симон, добравшись до кухни, где в тот момент хозяйничала Эва. — Или так и было задумано, чтобы она тренировалась на документах Яна?
— Лизи, где ты это взяла? — она забрала из рук дочери рисунок и посмотрела на обратную сторону.
— Как где? — Лизи снова сделала круглые глаза и развела ручки. — У папоськи?
Было понятно, что она явно имела в виду рабочий кабинет Яна.
— Что ты там делала? — строго спросила Эва. — Папа тебе запретил там появляться.
— Я гуляла! — она смотрела широко раскрытыми глазёнками, искренне полагая, что если она скажет, что она гуляла, никто не догадается и не упрекнёт её в том, что она обшарила все ящики рабочего стола, в поисках красивой бумажки для рисунка.
— Симон, ты не представляешь! — возмутилась Эва. — Я буквально только что дала ей новую пачку бумаги и несколько ватманов, но она предпочитает рисовать на этом! — Эва потрясла бумажкой и покрутила головой, думая, куда бы ей подальше убрать творчество дочери. — В прошлый раз это были какие-то сметы, а что это за документ, я и понятия не имею! Господи, у неё карандаши в руках только несколько дней как! Что же дальше будет!
Симон засмеялся, звонко чмокнул девочку в розовую щёчку. Устроился на высоком стуле вместе с Лизи и принялся тискать её и щекотать. Лизи вертелась и заливалась смехом у него на руках.
— Это кто так громко смеётся? — услышали они притворно грозный голос.
Лизи тут же забыла про Симона и начала ёрзать, освобождаясь от его объятий. С его помощью она слезала на пол и на своей обычной скорости, то есть сломя голову, понеслась через кухню и гостиную в объятья отца. Он поймал её, подкинул в воздухе, и она заверещала. Потом прижалась к его щеке, обняв за шею.
Симон стащил из вазочки парочку ореховых печений и покинул кухню, выйдя через террасу.
— Колючка, колючка! — запричитала Лизи, гладя Яна по лицу. Он прошёл на кухню.
Эва сунула лист с печеньем в духовку, вытерла руки о бумажное полотенце, и подошла к мужу. Он поцеловал её, обняв за плечи свободной рукой, на пару секунд прижав к себе. Лизи захныкала, что она устала «стоять» и Ян уселся с ней на стул. Эва тут же предъявила Яну творчество дочери. Он только вздохнул и убрал лист бумаги в карман.
— Я уже делаю по пять экземпляров каждого документа, но она умудряется найти самый последний из них.
— Это было что-то важное? — тревожно спросила Эва.
— Теперь уже нет, — ответил он и переключил внимание на своё чадо.
— Кто папина самая любимая девочка?
— Я! — гордо отвечала Лизи, подставляя щёчку для поцелуя.
— А кто самая красивая девочка?
— Я! — слышался тот же ответ и соответствующие звонкие чмоки.
— А кого папа любит больше всех на свете?
— Меня-я, — с воодушевлением отвечала малышка, раз за разом подставляя то левую, то правую щёчку для поцелуя.
В течение получаса на все вопросы детский голосок отвечал только «я» и «меня», а дальше следовал как минимум час целований. |