— Мы охотились на ранагов, пока они не исчезли, вызвав голод среди ай; мы охотились на тенагов, пока не исчезли и они. Бродящие за бхедринами агкоры не хотят делиться с ай, и ныне тундра пуста. Потому я думаю, что мы были расточительны и беспечны в охотах.
— И все же нужна была пища для наших детей…
— Тем больше, чем больше их взрослело.
— Ничего не изменилось и сейчас, Вождь.
Канниг Тол буркнул: — Джагуты были сильны в этих краях, Гадающий. Они не отступали — поначалу. Ты знаешь цену победы в крови Имассов.
— И земля выдала свои богатства, чтобы оправдать цену.
— Чтобы служить нашей войне.
— Так что, глубины потревожены.
Вождь клана кивнул и замолчал.
Пран Чоль выжидал. Этот обмен словами прошелся лишь по коже событий. Время открыть плоть и кости еще не пришло. Но Канниг Тол был не глуп, и ожидание не затянулось.
— Мы подобны этим тварям.
Взор Гадающего скользнул к южному горизонту и замер.
Вождь продолжал: — Мы глина, и наша бесконечная война с Джагутами — что борьба тех зверей внизу. Поверхность затвердела, но то, что внутри… — он покачал рукой. — И теперь перед нами знамение застывших зверей — проклятие вечности.
Снова повисло молчание. Пран Чоль ничего не ответил.
— Ранаги и ай, — подытожил Канниг Тол, — почти исчезли из этого мира. Охотники и жертвы, вместе.
— До самых костей, — шепнул Гадающий.
— Хорошо бы ты узрел знак, — пробормотал Вождь, поднимаясь.
Пран Чоль также выпрямился. — Хорошо бы, — согласился он тоном, мало соответствовавшим злой и насмешливой интонации вождя.
— Мы близки, Гадающий?
Пран Чоль поглядел на тень под ногами — рогатый силуэт, фигура, закутанная в меховой плащ и драные кожи. Низкое солнце заставило его выглядеть высоким, почти как Джагуты. — Завтра, — сказал он. — Они слабеют. Ночь в странствиях ослабит их еще больше.
— Хорошо. Тогда клан обоснуется на ночь здесь.
Гадающий слышал, как Канниг Тол движется обратно к остальным, ожидавшим неподалеку. Ночью Пран Чоль совершит духовное путешествие. В шепчущую землю, на поиски родственных ему. Их добыча слабела, но клан Канниг Тола слабел еще скорее. Осталось менее дюжины взрослых. Во время преследования Джагутов разница между охотником и жертвой мало что значила.
Он поднял голову и вдохнул сумеречный воздух. В этих землях бродил другой Гадающий по костям. Запахи безошибочно говорили об этом. Его интересовало, кем тот был, почему передвигался в одиночку, лишенный клана и рода. Он понимал, что другой тоже обнаружил его, и удивлялся, что незнакомец еще их не настиг.
Отряхнувшись от грязи, она упала на песчаный берег; дыхание вырывалось изо рта тяжелыми, резкими вздохами. Освободившись от хватки ее рук, сын и дочь зарылись вглубь небольшого песчаного наноса.
Джагута — мать опускала голову, пока не коснулась лицом холодного, влажного песка. Гравий с тупым упорством вдавился в кожу лба. Ожоги на лбу были слишком свежими и еще не начали заживать, да у них и не оставалось на это времени — она побеждена, и смерть ее ожидает только подхода врагов.
Они были милосердно искусны в убийствах, в конце концов. Эти Имассы не жаловали пыток. Быстрый смертельный удар. Для нее, потом для ее детей. А с ними — этой жалкой, растерзанной семьей — Джагуты исчезнут с континента. Милосердие приходит в разных обличьях. Не объединись они ради сковывания Раэста, Имассам и Джагутам вместе пришлось бы пасть на колени перед Тираном. Временное, расчетливое перемирие. Она знала недостаточно и не бежала, как только союз был разорван; и она понимала, что в любом случае клан Имассов продолжит преследование. |