Теперь он ясно видел, что метка осталась на месте, напоминая простую родинку, может быть, несколько необычной формы.

— Мама сказала, что я сильно расчесалась во сне, — продолжала Дженни, — но и тогда, маленькой девочкой, я знала лучше, я была уверена, что это не так. Видишь? Вот оно, это пятно.

— Только тогда из него шла кровь, — задумчиво сказал Бретт, словно размышляя вслух. Он не хотел подгонять Дженни, давая ей возможность выговориться и самой подойти к главной мысли.

— И конечно, это было очень… — Она на мгновение запнулась и, не найдя нужного определения, продолжила: — …очень странным. — Дженни усмехнулась затертости этого слова. — Появившаяся родинка больше никогда меня не беспокоила, и со временем я вовсе забыла про этот необычный случай. И не помнила до того момента, когда ты увидел меня на балконе. Я посмотрела на тебя и…

— И ты, — он невольно остановился, понимая, что, поверив ей, может смело считать себя клиентом психиатра, — ты решила, что я — это Сэз.

— Да!

Не зная, как вести себя дальше, Бретт включил ночник и взглянул в глаза Дженни. «Боже мой, а ведь я действительно готов поверить ее рассказу от начала и до конца!» — пронеслось в голове.

— Бретт, все, что было в моем сне…

— Нет, не просто во сне. Ты ведь думаешь, великий Боже, ты думаешь, что я — это он. В смысле Сэз!

Дженни затрясла головой.

— Ты опять ничего не понял. Я совершенно нормальна и прекрасно знаю, что ты не Сэз, а Бретт Мак-Кормик.

— И эта уверенность не покидала тебя даже на протяжении последней недели? Когда ты называешь меня с балкона Сэзом? И несколько минут назад ты тоже знала?

— Но я при этом спала!

— Ну хорошо! Пусть маленькой девочкой ты увидела сон. Пусть тебе приснились эти Анна и Сэз, причем в ситуации, которая абсолютно или почти абсолютно совпадает с концовкой моей книги. Но, Дженни, ради бога, при всем, что я чувствую к тебе, ты хочешь меня убедить, что через двадцать лет увидела во сне то же самое? Дженни, какого черта?

«И правда, какого черта?» — подумала Дженни и, вздохнув, подчинилась неизбежности. Ее следующий вопрос заставил Бретта подпрыгнуть.

— Ты веришь в переселение душ? — спросила она напрямик.

— Что?!

— Я спросила…

— Да нет, я слышал, что ты спросила. — Бретт уже стоял перед ней, и мягкий свет ночника золотил его кожу. — Отвечу. Не просто «нет», а «нет, черт побери, мать твою так»! Я не верил и никогда не поверю в такую чушь!

Дженни не понравилась его презрительная улыбка, но особенно тот глубочайший скептицизм, с которым Бретт это произнес, не дававший ни малейшего шанса, что он сможет в это когда-нибудь поверить.

Тем не менее она продолжала:

— А почему?

— Потому что не верю во всякий бред и сказки для наивных придурков! — Бретт снова плюхнулся на кровать рядом с Дженни. Что-то похожее на любопытство промелькнуло в его взгляде.

— По-твоему, так плохо снова воскреснуть после собственной смерти, только в ином обличье?

— Плохо! Все это мешок дерьма! Если ты умер, значит, умер, и все тут!

— Миллионы людей думают иначе.

Неожиданно Бретт сел на кровати и всплеснул руками.

— Постой-постой. А почему ты, собственно, начала говорить на эту тему? Ты что, хочешь меня уверить… Господи, Дженни, ты ли это? Как я не догадался с самого начала?

Бретта бросило в озноб. Кто она? Сумасшедшая, маньячка или кто-нибудь еще похуже? Она послала записку, содержание которой гарантировало ей внимание с его стороны.