Чистота и аккуратность — признаки благочестия, порядок возвышает. Я так думаю, что это их пристрастие помогает им хоть чем-то заполнить долгие и пустые часы своего существования.
— Ты живешь с сестрой и ее мужем, это так?
Я киваю и повторяю краткую историю моей новой жизни.
— Мои родители погибли во время одного из инцидентов.
Это не такая уж и неправда. Прошлая Лина тоже была сиротой, не хуже новой.
Мне не обязательно объяснять, что это был за инцидент, все уже слышали об этих событиях: в январе Сопротивление спланировало и впервые провело жестокую акцию, которую власти при всем желании не смогли бы скрыть. В нескольких крупных городах члены Сопротивления при поддержке сочувствующих и в некоторых случаях молодых не исцеленных устроили взрывы в важных муниципальных зданиях одновременно.
В Портленде выбор пал на «Крипту». В последующем за взрывом хаосе погибло несколько штатских. Полиция и регуляторы сумели восстановить порядок, но несколько сотен заключенных все же смогли убежать.
Ирония судьбы — моя мама десять лет потратила на то, чтобы процарапать в тюремной стене туннель для побега, а могла просто подождать еще шесть месяцев и спокойно выйти на свободу.
Миссис Тьюлл кривится.
— Да, я читала об этом в твоих документах.
За спиной у директрисы гудит увлажнитель, но воздух все равно сухой. В кабинете пахнет бумагой и немного лаком для волос. Сидеть здесь в шерстяной юбке жарко. У меня по спине тонкой струйкой стекает пот.
— Ты, похоже, трудно приспосабливаешься к новому коллективу. Это нас беспокоит,— говорит миссис Тьюлл и сверлит меня своими рыбьими глазами,— Ты ела завтрак в одиночестве.
Это уже обвинение.
Даже новая Лина немного растерялась. Хуже, чем отсутствие друзей, только жалость по этому поводу.
— Честно сказать, мне трудно найти общий язык с девочками,— говорит новая Лина.— Они кажутся мне немного... немного незрелыми.
Пока говорю, я слегка поворачиваю голову, так, чтобы директриса могла увидеть треугольный шрам у меня под левым ухом.
Выражение лица директрисы сразу становится мягче.
— Да, конечно. В конце концов, большинство девочек младше тебя, им еще нет восемнадцати, они не прошли процедуру.
Я развожу руками, как бы говоря: «В этом все и дело».
Голос миссис Тьюлл звучит уже не так строго, но она со мной еще не закончила.
— Миссис Фиерштейн говорит, что ты опять заснула на ее уроке. Мы обеспокоены, Лина. Наша нагрузка для тебя слишком тяжелая? Ты не высыпаешься?
— Да, последнее время мне тяжело справляться с нагрузкой,— признаю я.— Это все из-за работы в АБД.
Миссис Тьюлл поднимает брови.
— Я не знала, что ты состоишь в АБД.
— Дивизион «А»,— говорю я.— В следующую пятницу у нас большой митинг. Вообще-то сегодня у нас собрание по организационным вопросам, на Манхэттене. Я бы не хотела опоздать.
— Конечно, конечно, мне известно о митинге.
Миссис Тьюлл приподнимает стопку бумаг, постукивает краем стопки по столу, чтобы выровнять края, и убирает ее в полку. Можно смело сказать, что я выкрутилась. АБД — магические буквы. «Америка без делирии». Сезам, откройся! Теперь директриса — сама доброта.
— То, что ты пытаешься совмещать учебу с внепрограммной деятельностью, вызывает уважение. Мы поддерживаем то, чем занимается АБД. Но, Лина, постарайся найти баланс. Я бы не хотела, чтобы твои оценки ухудшились из-за твоей общественной деятельности, какой бы важной она ни была.
— Я понимаю,— говорю я и с виноватым видом опускаю голову.
Новая Лина хорошая актриса.
Миссис Тьюлл улыбается.
— Теперь иди. Мы не хотим, чтобы ты опоздала на свое собрание.
Я встаю и вешаю сумку на плечо. |