Внезапно он оказался в одиночестве. Его окружали только тела, и рядом не было ни одного из солдат. Он остался один-одинешенек, если не считать мертвых, и заблудился.

Впрочем, он был не совсем один. Впереди в затянутом дымом коридоре появилась фигура. Человека, мужчины. Его одежда превратилась в лохмотья, как и кожа на открытых участках тела. Лицо и руки покрывала смесь запекшейся крови и камуфляжного грима. На этом фоне белки глаз выглядели мраморными. В руках он держал большую потрепанную винтовку, и на нем была камуфляжная одежда, а не военная форма.

Увидев падре, склонившегося над неподвижно лежащим транксом и мертвым капралом, полумертвый и полубезумный ксенофоб не колебался.

— Ты — грязный жуколюб! Все вы умрете! Мы убьем всех ваших ублюдков, вылупляющихся из яиц!

Ствол винтовки начал подыматься.

— Я всего лишь…— начал Пирье. Но не стал заканчивать фразу. Это ничего бы не дало. Сумасшедший маньяк передним оставил весь здравый смысл, если он у него когда-нибудь и имелся, на пороге улья, начав свой путь с убийства человека. Это светилось в его глазах и слышалось в голосе.

Все военные капелланы проходят базовую подготовку по военному делу. Так уж заведено. В правой руке Пирье очутился нейронный пистолет. Мигающий на рукоятке зеленый огонек сигнализировал, что в нем еще осталась половина заряда. Неизвестно, что заставило руку священника двигаться,— божественное провидение или элементарный инстинкт выживания. В тот момент, когда он поднял пистолет, раздался выстрел, почти оглушивший его. Он почувствовал, как что-то горячее вонзилось в его левое плечо. Прицелившись скорее бессознательно, чем привычно, Пирье выстрелил в ответ.

Фигура стоявшего напротив ксенофоба зашаталась. По инерции ублюдок выстрелил еще раз, но в сторону, и пуля ударила в стену слева. Нападавший мешком рухнул на пол, выронив винтовку. Он был мертв. Тишина вокруг стала грохочущей. Отец Пирье опять сделался единственным живым существом в тоннеле.

С открытым от шока ртом он положил пистолет на землю и попытался осмотреть раненое плечо. Кровь текла из небольшой раны, напоминавшей царапину. Попытавшись встать, капеллан понял, что его мышцы стали резиновыми, а кости превратились в тесто. Он просто не мог стоять.

Чьи-то руки помогли ему подняться, и эти руки не были человеческими. Голос обладателя конечностей звучал четко и вместе с тем мягко, почти шепчуще, необычно музыкально выговаривая согласные и с трудом — гласные. Больше всего Пирье запомнился пряный аромат влажной жимолости.

— Пожалуйста, попытайтесь встать на ноги. Я не могу вас поднять.

Пришедший в порядок мозг отдал приказ мышцам, и Пирье встал, чувствуя себя посреди Армагеддона. Транкс, отступив назад, оглядел его с головы до ног.

— На вас форма солдата.

— Я… Я солдат, но я — капеллан. Вы знаете, что это означает?

Усики двигались в разных направлениях, пытаясь сориентироваться, насколько было возможно в окружавшем их едком дыме.

— Боюсь, нет. Вы член спасательной команды, которая появилась быстро, но позже, чем хотелось бы.

— Да,— Пирье кивнул.— Могу только извиниться. Мы спешили, как могли.

— Я не сомневаюсь,— иструка транкса показала на окружавшие их горы трупов.