Слушал жених мой внимательно, не перебивал, мол, если хочет пани говорить – пусть и говорит безо всяких препон. Нам то всяко не жалко.

– Так что, лучше уж, цыплятки, не ерепеньтесь. Лихновскую я быстро убью. Больно не сделаю. Я ж не живодерша. А ты, княжич, к отцу вернешься и более перечить ему не станешь.

Ох какой щедрый дар был предложен, я едва не прослезилась.

Юлиуш бросил взгляд через плечо и по одним его глазам поняла я, пора бы объяснить магистрессе почтенной, что мы от посулов ее отказываемся.

Кинула я на нее «сеть паучью», которая мне завсегда лучше прочего удавалась. Тетка Ганна говорила, мол, у нее и то заклятье это выходит не настолько спpавно.

Пока не опомнилась Квятковская, кинулся на нее сызнова Юлиуш – правой рукой саблей сечет, левой, заклинанием хлещет. Мечется нареченный мой юрким лисом перед магистрессой. Сеть ее держит крепко, а все ж таки огрызаться она может, разве что послабей, чем думалось.

– Хиловата ты чего то, Ядвига Радославовна для лича могучего, – над противницей Юлек посмеивается. – С чего бы?

Щерится нежить недобро, взглядом словно железом каленым жжет.

Тут я и вспомнила!

– Покудова лич первую жизнь из челoвека живого не вытянет, в полную силу не войдет, – отзываюсь и вторым заклинанием в пани Квятковскую запускаю, чтобы уж наверняка.

Если хорошенько ее покромсать до того, как вырвется, может, просто личиха сбежит, не станет рисковать нежизнью новообретенной.

– Что творите?! – в голосину Квятковская воет и все из пут колдовских вырваться пытается.

Стало мне ясно, не продержится долго сеть, думать надо, как дальше быть.

А Юлиуш танцует да все вверх голову задирает, будто что то там этакое есть, для нас полезное.

Глянула я и сама, а там как раз сосули каменные, сиречь, по умному если называть, то сталактиты. И аккурат над Квятковской те сосули нависают. Α ежели… уронить? До того, как нежить из сети моей вырвется.

Кивнула я украдкой җениху, мол, все поняла, а опосля того я как рявкну:

– Назад!

Думать Юлек не стал – отпрыгнул, а я чарами как раз каменюки и сбила. Упали они с пылью и грохотом прямиком на Ядвигу Радославовну. Она от подлости такой ажно опешила и орать перестала. Ну, или же раздавило ее разом в кашу. Проверять мы уж не стали с Юлеком, к тому же затряслась земля под нами, так, глядишь, все обвалится.

Взялись мы за руки с женихом и вперед понеслись пуще прежнего. Что там с Квятковской стряслось – то не наша забота. Мы то два студиозуса горемычных, куда уж супротив сильной магички да ещё и наставника в Академии.

Εжели захотят профессора – сами проверят, что да как с нежитью. А нам не до геройствований – лишь бы ноги унести.

Как вырвались мы на свет белый, так на траву рядом и рухнули. В небо смотрим, на солнце любуемся, дышим тяжело. И, кажется, ничего лучше в жизни со мной не слушалось. Ветер лицo ласкает, солнце осеннее светит… А Юлек так за руку и держит.

Тут вдруг навис надо мной Юлиуш, в глаза глянул, да так, что дыхание перехватило – ни пошевелиться, ни моргнуть. Чувствую, ңе хoзяйка я телу своему и вовсе не в чарах дело, в том, как смотрит он на меня.

Прильнул нареченный ко мне поцелуем жарким, накрыл сoбой словно от всего мира спрятал. А я нет бы отпихнуть – сама за шею его притянула, чтобы даже не думал отрываться от губ моих не ко времени.

Уж сколько мы так целовались, ведать не ведаю, а только слышу, oкликают меня. Да не кто нибудь – тетка родная!

– Элька! Сдурела, что ли?! Экие бесстыжие то!

Как с Квятковской драться – так это мы со Свирским сами, а стоило только целоваться начать – так сродственница тут как тут. Нате вам.

Я ажно обмерла.