|
По тому же самому нет ничего труднее, как отличить идею от формы в художественном произведении: то и другое слито воедино, и небесное является земным, бесконечное – конечным, невыговариваемое – определенным. Оставляя в стороне вопрос о превосходстве (которого мы и не думаем отрицать или оспоривать) Шекспира перед Пушкиным, можно смело сказать, что только слепые могут не видеть, что оба эти великие явления творческой силы принадлежат к одному разряду, суть явления родственные. Но потому-то и недоступны они для большинства. Идея, не органически связанная с формою, идея, которая не сквозит через форму, как луч солнечный через граненый хрусталь, а виднеется через трещины и щели формы, – такая идея доступнее для большинства, так же точно, как «идеальные» поэты доступнее для него, чем действительные художники.
Пределы журнальной рецензии не позволяют нам критически рассматривать «Бурю» Шекспира, и потому мы по необходимости должны ограничиться легкими замечаниями. Оригинальность и верность характеров, их резкая очерченность и определенность, художественная соответственность содержания с формою, полнота, оконченность, – все это неотъемлемые качества каждого произведения Шекспира, качества, о которых или должно говорить все, или ничего не говорить. К особенностям «Бури» принадлежит этот полусумрачный, таинственный колорит, который происходит от элемента фантастического. Прочтете, – и словно проснетесь от какого-то тревожного, но волшебного сладкого сна. И как дивно обаятельно, как бесконечно прекрасно фантастическое Шекспира! Послушайте песню духа Ариеля:
На песчаный брег толпами Собирайтеся живей, Собирайтесь, и руками Соплетайтеся тесней; Поцелуи расточайте, Игры, пляски затевайте!.. Стихнул ярый шум валов! Вторь мне, сладкий хор духов! Xор. – Боу! воу! вау! Лает пес на дворе. Xор. – Боу, воу, вау! Слышу крик на заре… То петух на суку Затянул кукреку.
Твой отец под водой глубоко схоронен, Его кости в коралл обратились; А на место очей две жемчужины; он Не истлел – все черты сохранились. Только море его облекло самовластно В образ дивный, роскошно прекрасный, Над ним хор Нереид ежечасно звучит. Чу! слышу, их колокол в море гудит.
Там, где пчелы, я кормлюся; Лишь сова начнет кричать, Я в распукольке ложуся Белой буковицы спать. Мысль летучую седлаю, И вослед младой весне Беспрерывно я летаю… Как теперь отрадно мне! Сладко, вольно и счастливо Буду жить я под листком, Что трепещет боязливо На цветочке луговом…
Какая роскошная фантазия! Она раскрывает таинственные убежища замкнутых в явления духов жизни, дает им причудливо обольстительные образы и населяет ими и небо, и землю, и воды, и леса… Вот истинный мир фантастического!. |
