|
Они уже тогда составляли семью в самом лучшем ее смысле: некий цельный организм, члены которого могут быть непостоянны, но внутренняя связь непрерывно побуждает к своему упрочению и возрождению. О том, что взрослые чем-то отличаются от нее самой, а заодно и друг от друга, Син не подозревала: ее держали за равную во всем, а телесные отличия детей от взрослых и одного пола от другого были ей не то что неизвестны — среди их сборища раритетов попадались подробнейшие атласы по анатомии, — но как-то непостижимы. Оттого, возможно, сама она постепенно превращалась в закоренелую девственницу: ей не было нужды ни в ком и ни в чем помимо того, чем она уже обладала. Девство ведь, как говорят ученые люди, есть известнейший символ целокупности.
Масти она была совершенно иной, чем ее мать; из буланой стала игреневой. Русые, жестко вьющиеся «сиррские» волосы матери у дочери сделались почти белокурыми и умягчились, бледная, без румянца, кожа, покрытая загаром, от жара исторической родины сделалась цвета гвоздики или корицы. Одни глаза остались материнские: необъятно синие, затягивающие в себя. Изабелловые. Тем временем верный Иосия ждал своего часа, сам хорошенько не понимая, в чем этот час должен выразиться. Сокрушался о давно предвидимой, однако и внезапной смерти Юхимы, ждал, пока Анна забудет свою беду, пока поднимет маленькую, был другом, советчиком, атмосферой, уютной мебелью… И вот в канун пятнадцатилетия Син, которая, по библиотским понятиям, даже заневестилась, он вдруг решился — и как-то в свой выходной явился перед Анной во всем параде: сюртук почищен, ботинки смазаны на швах черной тушью, по талии вместо пледа повязан тонкий шелковый шарф и даже кипа, едва не прилипшая к лысоватой голове, уступила место берету. Анна только что пришла с работы и едва успела накинуть поверх рубахи и брюк короткий, до колен, стеганый халат из переливчатого бордового сатина. — Ты умеешь удивительно прорастать сквозь пепел, Анна. Сколько лет я тебя знаю, ты всё так же прекрасна. Как в ореоле… — А, это золото на моем парчовом халате бликует. Син хочет, чтобы я красиво одевалась да красиво причесывалась, совсем как мои лошадки. При такой настойчивой дочери, как она, сие немудрено. — Однако заботы о детях могут и старить человека. Девочка стала девушкой, пора тебе искать ей дело. — С лошадьми она мне помогает, хотя без большой охоты — ну да при такой уйме помощников немудрено и вовсе без нее обойтись. Книги, так нежно любимые, профессией делать пока не хочет. Выучилась на нечто вроде пылесборщицы — и ладно. — В этом я мог бы помочь и делом, и советом, если бы вошел в семью. Брак, как говорят, тоже в некоей мере трудоустройство. Он смутился этой шутке, что вырвалась невзначай, и продолжил: — Пауло мой друг и наш друг, а он покамест… — А. Она ему даже какие-то парадные покрышки вышивала на книжный ларь. Думаешь, я сама не могла с ним посоветоваться? Отзывается о ней в том же смысле: пока он при деле, моя даровитая детка уж найдет при нем место. Но, говорю тебе, это всю ее не займет. Свободный художник, знаете ли. Ищет занятие по сердцу. — А что у нее на сердце, Анна? — Да то же, что у меня, только она пока о том не догадывается, а я никому не говорю. Выдавать легко предсказуемую ответную реплику показалось Иосии опасным, ибо разговор то ли зашел в тупик, то ли, напротив, его повело, волей Анны, в неведомую сторону. Иосия уж было решил, что не достиг никакого результата и что его хитроумная приятельница снова обвела его по кривой, как мальчугана: однако на следующее утро Син, прибежавшая к нему в сарай с миской Анниных оладий на завтрак, чуть краснея, проговорила, глядя на Иосию поверх пышной масляной горки: — Дядя Иоси, мама мне сказала, что я могу тебя коротким именем звать, потому что ты ко мне сватаешься и, значит, мы ровня. |
