А ведь испытуемые сами дали согласие на испытания и никто из них не получил серьёзных травм; так, лёгкие повреждения, которые каждому компенсировали премией. Зато, какой успех! И к чёрту ваш институт!
Тем более, в тот же вечер с ним связались некие люди и начали осторожно зондировать на предмет новой работы. Потом назвали место и спросили, как он относится к учредителю. К учредителю Роберт относился, честно говоря, не очень хорошо, ибо отлично знал, откуда растут уши у фонда, снабжающего финансовой наличкой подобные институты. Но тема…Да и люди терпеливо пояснили, что политика фонда кардинально изменилась и теперь он изменил вектор противодействия, на параллельный. То есть перестал угрожать безопасности России.
С вектором оказалось очень непонятно, тем более, что большинство обещаний оказались лишь обещаниями. Нет, деньги платили и весьма приличные, но работа…Чёрт побери, здесь больше всего ценили выскочек, способных молоть длинным языком и выпрашивать деньги у большого брата. Таких, как этот молокосос Барков!
Долгое время лаборатория Станиславского прозябала на жалких подачках, в то время, как этот бездарь и тупица тратил огромные деньги, проверяя безумные гипотезы, рождённые его накокаиненным мозгом.
Сколько раз и директорском кабинете и в домашних условиях, за стаканом виски, Роберт доказывал Сергею свою правоту, демонстрируя отточенную логику холодного разума и тот полностью соглашался с ним. Но потом вновь упоминал таинственных кураторов, ссылаясь на их особое видение проблемы и разводил руками. Оставалось верить, что рано или поздно времена мракобесия пройдут и светоч истины озарит тёмные уголки.
И вот его время пришло.
Никто особо не распространялся, но каждому, имеющему на плечах голову, а не кочан капусты становилось ясно: в пятой произошли крупные неприятности. Нет, не так. Неприятности — слишком мягко сказано. Катастрофа — то самое слово. Все сотрудники проштрафившейся лаборатории напоминают теней из чистилища и шарахаются, стоит к ним обратиться, а их руководитель и вовсе перестал появляться на рабочем месте. По слухам — беспробудно пьянствует.
Станиславский и не думал завидовать, он вообще считал зависть и мстительность печальными рудиментами. Тем не менее, доктор посчитал провал пятой — закономерностью, предопределённой законами справедливости. Поклонники ложных богов должны освободить место, чтобы не препятствовать распространению истинного учения.
Двери тихо разъехались и доктор оказался в небольшой комнате. Почти всё её пространство занимал мужчина гигантского роста с крохотной головой на широченных плечах. На уродливой физиономии облагороженной обезьяны, расплылась широкая улыбка узнавания: не так уж много постоянных посетителей проходило мимо охранника.
— Доброе утро, — квакнула горилла в тёмном пиджаке, — Нас предупредили о вашем приходе, но, сами понимаете…Работа есть работа.
Охранник поднял детектор и принялся водить им, начиная с ног. Станиславский терпеливо ожидал окончания процедуры, наблюдая, как плоский затылок сменяется уродливым лицом. В очередной раз учёный задал себе вопрос: зачем на свет появляются подобные дегенераты, способные лишь на самые простейшие действия?
— Как супруга? — равнодушно спросил учёный, — Такая же сварливая?
— Как обычно, — охранник тяжело вздохнул, — Пилит каждый день: то ей новый телефон, то — машину. А теперь думает поехать в Новую Зеландию. Кажется, она думает, будто я тут работаю директором.
— Не поддавайся, Фёдор, — Станиславский с некоторым трудом вызвал из памяти имя собеседника, — Или заведи себе любовницу, помоложе.
— Что вы! — тот даже испугался, — Если узнает — убьёт на месте! Пусть себе пилит, я уже привык. Можете проходить. |