Девушка была в одной рубашке, которая прикрывала её тело до середины бёдер, позволяя видеть большую часть длинных стройных ног. Волосы, ранее собранные в хвост, Мария распустила, и они свободно лежали на округлых плечах, обрамляя загорелое лицо тёмным ореолом. Ещё при первой встрече Чип заметил, что его гостья симпатичная девушка, теперь же он окончательно убедился в том, что она — настоящая красавица.
Парень так увлёкся, рассматривая девушку, что не сразу понял, о чём она говорит. А когда сообразил — похолодел.
— Прикольный у тебя телефон, — говорила Мария, — только странный какой-то. Я пыталась позвонить, ну, просто давно по такому монстру ни с кем не общалась. Так в трубке тихо. Решила, что это — обычный муляж. А пока ты валялся в отключке, это чудовище начало звонить.
«Нет! — взмолился про себя Чиграков. — Только не говори, что ты подняла трубку. Только — не это!»
— Решила поднять — всё-таки странно, — Маша улыбнулась. — А там — какой-то Бруно. Кажется, он немного удивился. Голос у него неприятный, а так — дядечка ничего себе, мы с ним немного потрепались. Спросил, как у тебя дела. — только теперь Мария заметила, что с лицом у её пациента не всё в порядке и поспешила успокоить. — Ты не переживай; я ему ничего не рассказала, просто объяснила, что ты — спишь, а как проснёшься — перезвонишь. Что случилось?
Чип отбросил плед и сделал попытку встать. Получилось, но не с первого раза. Парень застонал и опустил ноги на пол.
— Помоги, — он протянул руку, и Маша приблизилась. Лицо девушки отражало непонимание и тревогу. — Нужно срочно убираться отсюда.
В этот момент из открытого окна донёсся шум подъезжающих автомобилей.
37
Арсений Фельдман сел в кресло для посетителей и громко выдохнул, продолжая рассматривать хозяина кабинета. Взгляд его был настолько тяжёл, что Сергей Александрович Малов почувствовал себя маленьким кроликом, которому не посчастливилось оказаться в обществе голодного удава. Фельдман окончательно сбросил маску послушного исполнителя и теперь его лицо отражало предельную брезгливость пополам с раздражением.
— Послушайте, Малов, — сказал посетитель, в конце концов прервав тягостное молчание, — вы же — достаточно опытный человек, так объясните, как им образом ситуация могла полностью выйти из-под контроля? Я, хоть убейте, не могу понять. Может быть просто что-то выпустил из виду?
— Бруно, — начал директор, но Фельдман раздражённо прервал его.
— Да бросьте вы! — проворчал Арсений. — Даже если нас кто-то подслушивает, то хуже уже не станет, потому что, хуже просто не может быть. И поверьте, мне не нужны какие-то оправдания, это был простой риторический вопрос. Вы же знаете, что такое риторический вопрос?
Чувствуя себя полным идиотом, Малов медленно кивнул. Однако же, когда директор увидел взгляд собеседника, полный снисходительной презрительности, то ощутил прилив бешенства.
— Да, я знаю, что такое риторический вопрос, — он повысил голос, — и ещё я знаю, что в этой ситуации налажал не только я. Как у вас обстоят дела с той любопытной журналисткой? Уже поймали? А ведь она уже была в ваших руках, — внезапно голос Малова сорвался на визг. — Не смейте во всём обвинять исключительно меня!
Фельдман надломил бровь, изображая крайнюю степень удивления. На самом деле Арсений ожидал этого срыва и лишний раз убедился, в том, что все его подопечные — на редкость предсказуемые люди. Не имело значения, в какой части света приходилось работать; и туземцы, и соотечественники демонстрировали тупой заклишированный разум, не способный к настоящему творчеству. |