Иван ощутил себя как-то странно: под черепной коробкой словно бегал стадо взбесившихся тараканов и щекотало голову мохнатыми лапками. Но это мелочи: парень с огромным трудом вспомнил собственное имя, да и остальные воспоминания давались с неимоверным усилием, будто приходилось ворочать тяжеленые камни. Но это его нисколько не тревожило; напротив, Иван ощутил небывалый подъём, радость и ожидание чего-то хорошего. Всё виделось в розовом свете и больше всего хотелось вскочить и работать, работать, работать.

Сквозь туманную пелену Орлов различил два голоса.

— Бесполезно: славянский менталитет. Можно полностью стереть его память, промыть мозги, однако никакой мощности не хватит, чтобы сделать наложение.

— Так что, предложение наших заокеанских друзей?

— Заклятые друзья, да…У них тоже проблемы, но да, мы вынуждены согласиться. Правда возникли определённые трения с вашим руководством, но думаю мы сумеем их порешать.

— Не обращайте внимание. В случае чего, Сергеев вас поддержит. Даю гарантию.

— Понятно. Приму к сведению. А он…в курсе?

— В пределах допустимого. Ладно, а как поступим с этим? Отработанный материал. Я пролистал отчёт и считаю, что он абсолютно бесполезен. Разберёте на запчасти?

— А у вас жёсткая позиция, полковник. Да нет, пусть походит…в сборе.

Оба голоса рассмеялись. Орлов попытался открыть глаза и когда получилось, увидел парочку в белых халатах. Одним был тот самый полковник, а вторым — высокий худой мужчина с высоким любом и проницательными глазами за стёклами старомодных очков.

Как выяснилось, несколько позже, это и был Роберт Станиславский.

Доктор не только спас Ивана от «разборки», но и взял под свою опеку. Учёный назначил парня личным помощником и хоть частенько ругал, но относился вполне по человечески и Орлов был готов отдать жизнь за своего покровителя.

Так что жизнь его шла достаточно ровно и вполне неплохо. Поэтому Иван не желал, чтобы это «неплохо» сменилось на нечто другое и старался не попадаться Тарасову на глаза. Впрочем, генерал и сам не очень вертел тяжёлой головой, сосредоточившись на показаниях приборов.

Парочка крысинолицых вела тщательную запись процесса записи, причём один снимал, а второй ещё и комментировал записанное на английском. Пётр Лимонов, отвечающий за абсолютную секретность проекта, корчился на своём стуле и бросал страдальческие взгляды на директора. Тот же только усмехался и разводил руками: дескать, смирись.

Северцев вновь спрятался за дешифраторами и с ужасом переглядывался с отражением в тёмном экране.

— Почему его до сих пор нет? — с ужасающим акцентом, спросил один из крысинолицых. — Согласно расписанию, он должен быть здесь, десять минут как.

— Сейчас будет, — безмятежно откликнулся Малов из своего угла, — Его же должны подготовить, сами понимаете.

— Подготовить, — просипел второй крысинолицый, — Конечно.

— Бардак. — произнёс Тарасов, теперь на чистом русском, — Ничего не меняется. — Он повернулся к парочке наблюдателей, — И у вас то же самое.

Те, к кому он обращался, одновременно повернули головы и враждебно посмотрели на генерала. Тарасов ответил таким тяжёлым взглядом, что его оппоненты мгновенно отвернулись.

Запищало и над дверью вспыхнул зелёный огонёк. Массивная металлическая плита отъехала в сторону и в проёме появилась автоматическая платформа с лежащим человеком. Лицо человека отражало абсолютную безмятежность спящего. Похоже, ему снился хороший сон.

Константин Бодров прибыл.

ЧАСТЬ 2. ЧЕЛОВЕК

14

Простые движения, одно за другим: подняться с кровати, пройти коридор и зайти на кухню.