— Стой!

— Отпусти! — я вырвался. — Ты мне никто!

— Извини, Юр…

— Да пошел ты! Засунь свои извинения в задницу себе! Перед мамой извиняйся!

Я пьяный был, конечно, и нес черт знает что. Не думал я так, но с пьяного, да еще в переходном возрасте, что возьмешь. Однако Андрей в этом плане мужик — ничего не скажешь — все терпел.

— Протрезвей! — бросил он, но слова ударились о закрытую дверь моей комнаты. — Завтра поговорим, умник! Сам пожалеешь, что напился! Приползешь еще.

Он усмехнулся. Я рухнул на кровать. А потом наступило завтра. Вернее, сначала наступила ночь. Спал я недолго. Проснулся от отвратительной тошноты. Все мое содержимое грозилось вот-вот вырваться наружу. Я побежал в туалет. Да, пришлось прямо бежать, потому что то, что сидело у меня в желудке, ждать отказывалось. Меня вырвало один раз. Как-то очень легко отделался, — не успел подумать я, как меня вырвало снова. Потом еще чуть-чуть, пока ни остались одни только спазмы.

— Воды попей! — услышал я громкий голос Андрея, доносящийся из его спальни.

Вот же козел! Издевался еще! Я хотел ответить что-то обидное, но рвотные позывы прервали меня. Едва передвигая ноги, я прошел к кулеру, налил себе большой стакан воды, выпил залпом. Потом еще один. Потом снова побежал в туалет. Так плохо мне еще никогда не было. И вот только после всего этого наступило завтра. Тоже суровое. Хорошо, что суббота, но на это, вроде как, и был расчет. Или нет? Гордость моя спросонья казалась гораздо крепче головы, которая раскалывалась и гудела, и приятнее того, что обосновалось у меня во рту. Когда я сумел выползти из комнаты, на кухонном столе обнаружил горсть таблеток активированного угля, стакан воды и бумажку с издевательским смайликом. Вот же урод, все предвидел!

Андрей сидел на диване и что-то читал.

— Мне плохо, — протянул я, но вышел какой-то стон.

— Да что ты! — усмехнулся Андрей.

— Ну что ты издеваешься! — опять простонал я и по обыкновению называл его по имени.

— Папой слабо звать? — по обыкновению спросил он.

Андрей не настаивал и не давил, чтобы я называл его отцом, но порой вот так поддевал.

Я отрицательно замотал головой и почесал затылок. Мама бы убила меня, если бы увидела в таком виде.

— Противно, — пробурчал я.

— Вчера водку пить не противно было, — снова съязвил Андрей.

Вообще, Андрей нечасто читал мне нотации. Со временем у нас как будто сложились негласные правила. Он меня ни чему не учил, не претендовал на отцовские права, а я не укорял его за то, что он бросил нас с мамой. Он, конечно же, чувствовал вину и без моего участия, и его очень задевало, что я все время называл его только по имени. И я, конечно же, специально очень подчеркнуто, особенно на людях, называл его только по имени. Но именно в переходном возрасте у нас все чаще стали случаться серьезные разговоры и скандалы. Так было и на мой четырнадцатый день рождения. Я спросил, можно ли мне пригласить друзей и устроить вечеринку, а Андрей свалил бы куда-нибудь допоздна, и он согласился. Так причем, без условий. Почти. Согласился вообще даже на ночь уйти, чтобы не мешать.