– Что это ты болтаешь? – спросил Мадс.

– Тебе этого не понять. Вот Ханс Кристиан меня бы понял.

И они пошли дальше. И никто из встречных прохожих и из тех, кто шёл рядом с Мартой, не знали, что с ними идёт знаменитая Марта из домика в лесу, а потому она пока без помех могла и дальше спокойно предаваться своим мечтам.

Иногда мечтать необходимо каждому из нас.

Когда они вернулись на туристическую базу и поели, папа показал им, что он успел купить в музее Андерсена. Это были восемь маленьких книжек со сказками и одна большая. Маленькие книжки он раздал детям, а большую протянул бабушке.

– Ты лучше всех на свете рассказываешь детям сказки, – сказал он, – но и тебе самой тоже нужны сказки.

– Но ведь я не понимаю по-датски, – сказала бабушка.

– Но ведь читать ты можешь? Вот и читай их так, будто они написаны по-норвежски. У тебя всё получится. Думаю, Андерсену понравилось бы, что ты читаешь их нашим детям, и они всё понимают.

– Конечно, мы понимаем по-датски, – сказала Милли. – Это очень просто.

– Не очень, – сказала Мона. – Хотя, по-моему, датский язык звучит красиво. Я понимаю всё, что говорят датчане, но сама так говорить не умею. Наверное, если бы я пожила здесь с недельку, я бы научилась.

– Не сомневаюсь, – сказал папа. – Но бабушке учить датский не надо.

– Вот и хорошо, – обрадовалась бабушка. – Сначала я прочитаю эти сказки про себя, а потом прочитаю их вслух.

На том и порешили.

Марен не такая, как всегда

В тот день, когда они посетили дом и музей Андерсена, они легли спать пораньше, потому что на другое утро им предстояло ехать дальше. Легли все, вернее, почти все.

Мортен, Мина, Милли, Мона, Мадс, Марта и Мартин, папа, мама и бабушка легли, но про Марен этого сказать было нельзя. Вернее, сначала она сидела в кровати и рассматривала свою книгу, потом написала письмо девочке, с которой училась в одном классе в Тириллтопене, а когда кончила писать, почувствовала, что сна у неё нет ни в одном глазу. Тогда она встала и вышла в ванную комнату, там она оделась и спустилась вниз. Ей захотелось купить лимонаду, или, как тут говорили, содовой, сесть где-нибудь и смотреть на окружающих.

Внизу в большой гостиной было много людей, которые ещё не собирались ложиться спать, среди них многие пришли в одиночку, поэтому никто не обратил внимания на то, что Марен была одна. Может, сегодня вечером кто-нибудь будет петь? Марен нравилось вечернее пение на туристических базах, особенно когда пели хором. Но тут, по-видимому, никто петь не собирался. Все, как и сама Марен, писали письма или открытки, некоторые читали. Пришли трое ребят с гитарами и начали едва слышно на них наигрывать, они то тихонько пели, то беседовали о чём-то, то просто перебирали струны.

Марен удобно устроилась на стуле и слушала. Как раз сейчас ей особенно нравилось, что она сидит тут одна, а её братья и сёстры спят. Иногда неплохо побыть одной. Как будто она в одиночестве совершает кругосветное путешествие. Она встала, чтобы купить открытку. С открыткой можно сделать вид, будто она кому-то пишет. Можно было написать Хюльде и Хенрику или кому-нибудь из подружек, с которыми она вместе училась. В киоске она нашла открытку с видом на домик Андерсена в Оденсе. Не успела она вернуться на своё место, как один из мальчиков встал рядом с ней, посмотрел на её открытку и просиял:

– Ханс Кристиан Андерсен!

– Yes, – ответила Марен, она сразу поняла, что мальчик англичанин или по крайней мере говорит по-английски.

– Do you speak English? – спросил мальчик.

– Yes, – ответила Марен, и тут же ей показалось, что глупо всё время говорить только «yes», поэтому она набралась храбрости и спросила:

– Do you come from England? – То есть: «Ты приехал из Англии?»

Мальчик кивнул и сказал:

– Yes, I do.