Вперед ногами, в гробу с рюшечками. Зато приданое имелось — о-го-го даже по столичным меркам! Кроме доставшихся по наследству оливковых садов и лавандовых полей, я была владелицей конезавода, где разводили уникальную славящуюся на всю страну породу упряжных лошадей — «золотую меровенскую». Выносливые, резвые рысаки с гордой статью и гладким ходом имели невероятную, дивную масть — не просто соловую или буланую, а именно золотую, включая хвост и гриву. Пара или четвёрка меровенцев, запряжённая в карету, свидетельствовала о состоянии и статусе владельца больше, чем если бы тот утыкал транспортное средство драгоценными камнями или отлил кучерский облучок из самородного золота. Дурная идея, кстати, золото — оно жутко тяжёлое и слишком мягкое для чего-то дельного.
А определялась заоблачная цена меровенцев их редкостью — златогривые красавцы желали рождаться исключительно в Меровене. Я — наследница семейного дела — знала, в чём секрет. Жерёбых кобыл выпасали на горных склонах, где, среди прочего разнотравья, росла мисорра. Невзрачное растение с ажурными листиками забирало из почвы соли минералов, которые и влияли на масть потомства. Причём в любом другом месте та же мисорра никакого воздействия не оказывала. Даже у нас годились не все пастбища.
К торжественному дню мы готовились на пару с подругой Леськой — Левесеньерой Эл’Легарт, у семьи которой имелся дом с балконом, выходящим на главную улицу. С него Леська и решила наблюдать за прибытием кортежа и бросать, как это описано в модных романах, букеты. Мол, все восхитятся и в нас влюбятся! Даже если окажется, что к Дланям Правосудия приложен нос крючком или изрядное брюшко, ведь наверняка у такого родовитого важного вельможи имеется свита? А может, в его эскорте есть даже легендарные сабельники в синих мундирах с золотым галуном! Говорят, в столичный полк сабельников не брали дворян ниже трёх с половиной локтей ростом, а те, которым посчастливилось туда попасть, все были красавцами как на подбор!
В общем, мы, пара истосковавшихся по впечатлениям наивных провинциальных девиц, с энтузиазмом принялись за сборы.
Сначала нам повезло. Причём можно сказать, повезло даже дважды. Потому что платья к лету мы обе пошили совсем недавно и теперь могли с законным моральным удовлетворением наблюдать за суетой и суматохой, охватившей большую часть женской популяции Меровена. Включая жену городского Главы, которую мы обе недолюбливали за надутый вид и любовь к нравоучениям и которую промеж себя звали не иначе как «жаба крапчатая» — за странную нездоровую тягу к тканям в горошек.
Радовались ровно час, пока Леську не стукнуло:
— Эль, а какие туфли мы наденем?
Я вообще об этом не думала. Обычно, если не танцуешь на балу, то даже мысков обуви из-под пышной юбки не видно. Но тут-то балкон… а вдруг подует ветер, а я в башмаках с поцарапанными носками? Ужас какой!
Переглянувшись, мы подхватили подолы и, молясь, чтобы не опоздать, рванули в обувной магазин.
И всё же опоздали — всё модное, относительно модное, не совсем старомодное и просто новое уже раскупили. Леська, пустив в ход хлопанье голубыми глазищами и призывный звон шёлкового кошелька, уговорила хозяина — господина Петира — пустить нас в мастерскую, может, там есть что-то подходящее и почти готовое? Ах, не совсем готовое, элегантные высокие каблуки ещё как надо не прибиты? Но зато расшитая шёлком тиснёная борнесская кожа чудо как хороша! А каблуки… ну, мы ж не на балу скакать собираемся, на бал надо надевать лёгкие туфельки для танцев, мы будем стоять на месте, опираясь о перила… Ну, ну?!
Господин Петир покачал головой, но уступил. В конце концов, не отказываться же от восьми золотых! А если клиент предупреждён об изъянах, но всё равно хочет купить, — его дело.
Вот так я и обзавелась той судьбоносной парой, которая к тому же оказалась на полразмера меньше, чем надо бы. |