Борис Зубков, Евгений Муслин. Парадокс Власа Уварова
После смены Влас Константиныч по старой привычке пошел на свалку металлолома. Между холмами сине-фиолетовой путанки валялись оплавленные электросваркой куски рельсов, чугунные чушки, ржавые железные кружева из-под штамповочных прессов. На этот раз ему повезло. Он нашел, что искал — пару метровых кусков швеллера, совсем новеньких, еще липких от защитной смазки, и захватил их с собой. — Опять что-нибудь затеваешь? — подозрительно спросил Меркушкин, когда увидел Уварова с добычей в руках. — Ты во втором пролете место не занимай. Я там новый пресс ставить буду. Начальником кроватного цеха Меркушкин стал с полгода назад. Строгость и бдительность он почитал основными качествами для руководителя. — Да так… Ничего… Обмозговать еще надо… — уклончиво ответил Влас Константиныч. — Хм… Обмозговать. Ну, а с пружинами как, не подведешь? — Что ты, Мокей Иваныч. Пружин на месяц вперед навили. Наш станок их как семечки… — Ладно, не хвастайся. Сделал станок, поощрение мы тебе выписали, все честь по чести. Ну, а порядок у меня в цеху для всех один. Меркушкин окинул взглядом диковатое сооружение, которое громоздилось в углу кроватного цеха, и еще строже произнес: — Строишь все. А что именно, хотелось бы знать? — Машину одну, — хмуро ответил Влас и озабоченно постучал молотком по металлу. — Ну-ну, строй. Только оформить бы не мешало. Чтобы лишних разговорчиков не было. Руководство поставить а известность. А то вдруг каждый начнет сам по себе, что ж тогда будет? Как-то утром в цех прибежала Люська, курьерша из заводоуправления. — Уварова к главному инженеру, — бросила она и понеслась дальше. Влас Константиныч аккуратно повесил промасленный фартук на гвоздик, вымыл руки в мутной эмульсии пополам с ароматными сосновыми опилками, протер очки большим и очень чистым носовым платком и неторопливо вышел из цеха. Секретарша главного инженера встретила его с какой-то даже судорожной приветливостью. — Андрей Макарыч вас уже ждет, проходите, пожалуйста. — А, товарищ Уваров, здравствуйте, здравствуйте. Присаживайтесь. Как у вас там дела в цеху? Как ваш станок? Как работается? — Станок, как станок, что ему делается. Пружин уже на месяц вперед навил. А вот с материалами туго. — Да, понимаю. Но что поделаешь? — Андрей Макарыч развел руками. — Рад бы в рай, да грехи не пускают. — Уже пятый год пробиваю… — Ну так что ж, что пятый. Один иностранный изобретатель, Ванкель, над своим двигателем тридцать лет думал. Терпение в таком деле надо иметь. Нельзя же все дела бросить и одними изобретениями заниматься. Ну, ладно, не в этом сейчас дело. Вы, говорят, тоже какой-то… э-э… двигатель затеяли, а? Влас Константиныч не спеша подышал на очки. — Я изобрел вечный двигатель, — просто сказал он, как будто речь шла о напильнике или о гаечном ключе. — Совсем немного доделать осталось. Вы только распорядитесь, чтобы Меркушкин мне не препятствовал. — Да, конечно, конечно… Ну, а может, вам сперва отдохнуть, отвлечься? Понимаю, что огорчений было немало, у каждого изобретателя их… Съездили бы в Крым, на Кавказ… — Сейчас никак не смогу. Доделаю двигатель, вот тогда и поеду, — твердо сказал Уваров и в упор посмотрел на главного инженера. Тот смущенно отвел глаза. — Года три назад вы еще какое-то летающее яйцо предлагали… — Да чего о нем вспоминать. |
