Ах вот как ты заговорил, паршивец? Добро же.

    – Послушай, – поинтересовался я, широко распахнув недоуменные глаза, – а замок – это что такое?

    Тхиа подозрительно взглянул на меня.

    – Это во-от такая хоромина, – объяснил он. – И в ней много этажей. И много комнат.

    – Ну да, – понимающе подхватил я. – Много-много. Уйма этажей. И уйма комнат. И во всех комнатах целая уйма выпоротых слуг.

    – Уйма, – подтвердил Тхиа, скаля в ухмылке зубы. – Правильно понимаешь.

    – Рецепт этого зелья ты у слуг позаимствовал? – поинтересовался я.

    – Ничего подобного, – отрезал Тхиа. – Я его сам составил.

    Ах, вот даже как?

    – Мощная штука, – неловко пробормотал я. Мне и в самом деле было неловко. До сих пор Тхиа оскорблял меня… а теперь, кажется, я сам обидел его – и крепко.

    – Еще какая мощная, – вновь оживился Тхиа. – После нее тебя и вполовину так трясти не должно было. Но ведь ты у нас сегодня еще и на солнышке перепекся. Целый день столбом простоял. Без еды, без питья, на самом солнцепеке – чисто изваяние, одни губы шевелятся.

    – Уже наболтали? – вздохнул я.

    Тхиа гнусно хихикнул. Н-да. На такое дело особый талант нужен – гнусно хихикать. Я бы вот нипочем не сумел. Надо будет попросить парня, чтобы научил меня, что ли. Вдруг да в жизни пригодится.

    – Ты произвел впечатление, – сообщил он веско.

    – Какое еще впечатление? – устало осведомился я.

    – Кошмарное, – с удовольствием объяснил Тхиа. – Чудовищное.

    – Ты хоть раз в жизни можешь говорить серьезно?

    – А я серьезно, – наморщил нос Тхиа. – Ну, ты сам подумай. Сначала учитель на тебя так налетел… жуть что такое. Никто и ахнуть не мог с перепугу. Руки-ноги поотнимались. Знаешь, мне на какой-то момент показалось, что вот сейчас он тебя насмерть забьет.

    – Мне тоже показалось, – буркнул я.

    – Вот видишь. Нормальный бы человек после такого…

    – Нормальный боец, – уточнил я.

    – Ага, верно, боец – не человек, – ухмыльнулся Тхиа. – Но даже нормальный боец после такого должен бы с недельку валяться в лихорадке, в бреду, с гнойными ранами… ну, ты понял…

    Я понял. Меня аж замутило, до того точно и емко Тхиа определил все то, что со мной не случилось… а кстати, почему?

    – Про зелье мое никто ведь не знает, – беззаботно продолжал Тхиа. – И что я тебя им лечил – тем более. Наутро все уверены, что ты лежишь и тихо помираешь, и без посторонней помощи даже дышать не способен… а ты – вот он. На своих ногах. И такой грозный, что сыпь в кусты и накрывайся ветошью. Стра-а-ашно. Видал, как те трое от тебя дернули?

    – Слушай, ребенок, – возмутился я. – Ты с каких это пор начал уличным языком разговаривать?

    – А что? – удивился Тхиа. – Ты ведь разговариваешь…

    – Мне – можно. Хотя… – я вздохнул. – Ладно. Будем считать, что мне теперь тоже нельзя.