Хозяйка. Так вот что он в своих письмах пишет?! Я, признаться, их и не читала. (Берет в руки письмо.) Ну-ка, ну-ка. "Любовь - это невыносимое страдание, это мука смертельная..." Свежая мысль, ничего не скажешь.

Канэко. Можно подумать: он один на свете такой страдалец. Вот нахальный старикашка! А мы все разве не страдаем? Просто воспитанный человек не станет об этом плакаться.

Учитель танцев. Правильно! Мы-то понимаем, что такое благородная сдержанность.

Тояма. Это все понятно, но меня бесит другое: старикашка пишет так, будто он один знает, что такое истинная любовь, а все остальные - жалкие недоумки.

Канэко. Кто виноват, что нам довелось жить в такие скверные, бессердечные времена? Мало ли как кто из нас страдает - но мы же не кичимся своими страданиями!

Учитель танцев. Человек старого времени - такого не переделаешь. Наверное, считает, что в этом мире у любви есть какие-то особые права и привилегии.

Тояма. Ага. Последний Романтик.

Хозяйка. Хватит вам, язва вы этакая. Разве вы не видите, что наша беседа приняла серьезный оборот. (Звонит в колокольчик.) Не правда ли, мадам, наши мужчины разошлись не на шутку?

Канэко (блистая красноречием). Я считаю, что такие люди, как этот жалкий старик, достойны презрения. Мы не должны давать спуску этим ценителям "глубокого чувства"! Приведу наглядный пример. Всем вам известен сорт печенья, именуемый "Португальская кастелла", - его в любой кондитерской продают. Представьте себе лавочника, который искренне убежден, что печенье и вправду пекут в Португалии, да еще убеждает в этом своих покупателей! Я не против того, чтобы он дурачил клиентов, но сам-то он должен знать, что у него за товар! А покупатель как-нибудь разберется - у него своя голова на плечах, и язык, между прочим, тоже свой. Вот и у души должен быть язык! Только с его помощью отличишь истинную любовь от поддельной.

Хозяйка. Про язык - это замечательно, хоть и несколько двусмысленно.

Канэко. О, язык не проведешь! Он сразу разберет, что вкусно, а что нет. И больше его ничегошеньки не интересует - вот в чем сила языка! Пускай на товар налеплен какой угодно ярлык - язык без ошибки определит, чего стоит эта "кастелла".

Входит модистка.

Модистка. Вызывали, хозяйка?

Хозяйка. Принеси-ка нам "кастеллу"... О Господи, совсем заговорилась... Кофе, кофе нам принеси. И пожалуйста, побыстрее.

Модистка. Сейчас сделаю. (Уходит.)

Канэко. Все на свете относительно. Любовь - это такое здание, которое строится на фундаменте недоверия. А старикашка ваш - мошенник и вымогатель. Умнее всех хочет быть! Наглец он, и больше ничего!

Учитель танцев. Ваши метафоры столь изысканны, что мне, простому учителю танцев, разобраться в них сложно. Но главную вашу идею я понял: старик изо всех сил пытается подделку выдать за подлинник, да?

Тояма. А что же наша роковая женщина все молчит? Или вам льстит получать любовные письма от дряхлой развалины? Ну-ка, ну-ка, скажите что-нибудь. А, Лунная вы наша Азалия?

Хозяйка. Мадам слишком хорошо воспитана, чтобы участвовать в вашем разговоре.

Тояма. Но заставлять людей страдать - это ее воспитание позволяет.

Хозяйка. У красивых женщин свои пристрастия.

Учитель танцев. Это пристрастие, действительно, доступно только красавицам.

Хозяйка. Точно так же, как лишь красавицам к лицу зеленое.

Канэко. Что-то я ни разу не видел мадам в зеленом. Может, у вас пеньюар зеленого цвета?

Тояма. Нет, не зеленого. Я - свидетель.

Канэко. Ты определенно сегодня слишком много болтаешь.

Хозяйка. Ну-ну, господа...

Модистка вносит поднос, и все начинают пить кофе.

В юридической конторе.

Ивакити. Проклятые шторы!.. Что они там делают?.. Что-то на сердце тяжко... Всего минутку ею полюбовался... А надеялся, что именно сегодня она сжалится надо мной, подойдет к окну - она будет как портрет в раме окна! Выглянет и улыбнется мне.