Я, однако, успела заметить, что Бенни выложил за юбку около трехсот крон, а деньги он, насколько я понимаю, не гребет лопатой. Вот я и решила: надо нам вдвоем прогуляться по городу, чтобы я могла в виде примирительного жеста купить одежку за триста крон и ему. Выбирать буду я, а он, ежели не понравится мой выбор, получит удовольствие от того, что без обиняков выскажет это мне. И будем квиты.

Мы бродили по универмагам несколько часов — пока Бенни, по обыкновению, не рванул к коровкам. За это время мне, например, приглянулись фланелевые рубашки от «Малберри» — в узкую полоску цвета яичной скорлупы и табака. Чем не подходящий наряд для досуга сельского помещика?

— Я такие надеваю в хлев, — пробормотал он. — За девяносто девять пятьдесят можно выписать по почте аж три штуки!

Изящная французская рубашка, которую надо носить расстегнутой на груди, вызвала у Бенни взрыв хохота.

— Вот в чем бы я пользовался большим успехом! — сказал он. — У парней!

Бенни, как гончая на своре, тянул меня к крикливым рубахам с самыми невероятными рисунками, к галстукам соответствующих расцветок, к пиджакам странного покроя — возможно, модного в Голливуде лет десять тому назад. По части «одежды на выход» вкус его приближался к сутенерскому, тогда как рабочую одежду он вообще не покупал в магазине, а заказывал по каталогу, относя расходы на счет фермы.

Пришлось купить ему такую же майку с коротким рукавом, как у меня, и он радостно пообещал надеть ее в следующий раз, когда будет мыть навозоразбрасыватель.

34

— Можно я пороюсь у тебя в ящиках? — спросила она.

Едва ли там лежит какой-нибудь компромат, подумал я. Разве что старый порножурнал… Ну, так признаюсь: было дело…

К сожалению, Дезире нашла кое-что похуже.

Аттестат за девятый класс.

Пока она водила взглядом по моим четверкам-пятеркам, челюсть у нее отвисала все ниже и, наконец, отвисла чуть ли не до ее слив (то бить крохотных грудей). Тут она, запинаясь от волнения, выпалила: это позор, что мои родители не позволили мне продолжать учебу! С такими-то отметками… А дальше пошла всякая хрень про государственные пособия, про заочный университет и систему образования для взрослых.

Впервые за время нашего знакомства я разозлился до чертиков. Мне захотелось вмазать ей промеж глаз, залить ее блеклую физиономию кровью… Одна загвоздка: у нас в роду не принято бить женщин. Думаю, не столько из благородных побуждений, сколько чтобы не калечить ценную рабочую силу.

Но на эту девку у меня руки зачесались, тем более что о рабочей силе речи не шло.

И все-таки я сдержался. Не дослушав ее словоизвержений, я накинул куртку и выскочил из дома. Пошел взглянуть на корову, которая лежала после отела в параличе: она как раз пыталась в очередной раз встать. Эти попытки так меня растрогали, что я стал дрожащими пуками гладить ее по мокрому от пота загривку. В конце концов она сумела оторваться от пола и, шатаясь на нетвердых ногах, потянулась за комбикормом. Я уперся лбом ей в бок и прошептал:

— Так держать! Не сдавайся! Стой на своем!

И вернулся в дом.

Фрекен Желанная раздраженно сморщилась.

— Мог бы переодеться в подвале, а не идти из хлева прямо сюда, — заметила она. — Так вот, насчет образования для взрослых…

Я заткнул уши и принялся орать:

— Да ты понимаешь, какую городишь ерунду? По-твоему, мне надо продать ферму?! Вряд ли ты собиралась взвалить ее на себя, пока я буду кайфовать, получив заем на учебу… А может, тебе кажется, я смогу поселить коров у себя в общежитии?

Дезире побледнела больше обычного, стала даже не тусклой, а мертвенно-белой.