Молодые люди вернулись в жилище дядюшки Югенена, так и не приметив ни одного из чудес Гренельского порта!
Глава XII
Где рассказывается, что Кенсоннас думал о женщинах
Ночь Мишель провел в сладостной бессоннице. К чему спать? Бодрствуя, грезить приятнее — чем молодой человек и занимался прилежно до утренней зари; его мысли складывались в строки самой совершенной, самой возвышенной поэзии.
Наутро Мишель спустился в контору, быстро взобрался на свою верхотуру. Кенсоннас ждал его. Мишель пожал, вернее крепко обхватил руку друга. Он был, однако, неразговорчив, сразу принялся за диктовку голосом, полным жара.
Кенсоннас с удивлением наблюдал за юношей, а тот избегал взгляда приятеля.
— Тут что-то не так, — подумал пианист, — как странно он выглядит! Похож на человека, перегревшегося где-нибудь в жарких странах.
Так прошел день, один диктовал, другой писал, и оба исподволь поглядывали друг на друга. Прошел второй день, а друзья так и не обменялись ни словом.
— Здесь пахнет любовью, — сказал себе пианист. — Пусть чувство вызреет, тогда он заговорит.
На третий день Мишель вдруг прервал Кенсоннаса в момент, когда тот выводил великолепную заглавную букву.
— Друг мой, что думаешь ты о женщинах? — краснея, спросил юноша.
— Так и есть, — заметил про себя пианист, промолчав.
Мишель, еще более краснея, повторил вопрос.
— Сын мой, — торжественно начал Кенсоннас, прервав работу. — Суждения, которые мы, мужчины, можем иметь о женщинах, весьма переменчивы. Утром я думаю о них не то, что вечером. Весна наводит на мысли, неподходящие для осени. На подход к проблеме могут решающим образом повлиять дождь или хорошая погода. Наконец, на мое восприятие женщин оказывает бесспорное влияние лучшее или худшее пищеварение.
— Эго не ответ, — возразил Мишель.
— Сын мой, позволь ответить тебе на вопрос вопросом. Веришь ли ты, что на земле все еще есть женщины?
— Еще как верю! — вскричал юноша.
— Попадались ли они хоть когда-нибудь на твоем пути?
— Ежедневно!
— Давай договоримся о понятиях, — продолжил пианист. — Я не имею в виду эти женоподобные существа, чье назначение — способствовать распространению человеческого рода и кого в конечном счете заменят машинами на сжатом воздухе.
— Ты смеешься…
— Друг мой, об этом говорят вполне серьезно, но проект все же вызывает некоторые возражения.
— Послушай, Кенсоннас, — взмолился Мишель, — обойдемся без шуток!
— Ну уж нет, лучше повеселимся! Ладно, я возвращаюсь к моему тезису: женщин больше нет, их раса исчезла, подобно карликам или мегалентериумам.
— Прошу тебя!
— Нет уж, дай мне сказать, сын мой. Я думаю, что раньше, во времена весьма отдаленные, женщины действительно существовали: древние авторы утверждают это вполне определенно, они даже рассказывают о самом прекрасном их виде — Парижанке. Согласно старым текстам и эстампам того времени, она была очаровательным созданием, не имевшим равных во всем мире; она соединяла в себе самые совершенные пороки и самые порочные совершенства, будучи женщиной в полном смысле слова. Но мало-помалу кровь теряла чистоту, порода деградировала, и сей печальный декаданс зафиксирован в трудах физиологов. Приходилось ли тебе наблюдать, как из гусениц вылепляются бабочки?
— Да, — отозвался Мишель.
— Так вот, — продолжил пианист, — здесь все произошло наоборот: бабочка превратилась в гусеницу. |