Изменить размер шрифта - +

Пес появился первым. Заслышав голос хозяина, он выскочил на лестницу и вихрем скатился по ступеням.

 

 

Подлетев к хозяину, четвероногий великан положил передние лапы ему на плечи, ласково прижался мордой к щеке хозяина и тихонько заскулил от радости, подобно кинг-чарлзу.

— Хорошо, Ролан, хорошо! — заговорил с ним Сальватор. — Пусти-ка: видишь, твоя хозяйка Фрагола хочет мне что-то сказать.

Но собака заметила Жана Робера, высунула голову из-за плеча хозяина и зарычала, однако в ее рычании слышался скорее вопрос, чем угроза.

— Это друг, Ролан, будь умницей! — сказал Сальватор.

Чмокнув собаку в черную морду, он оттолкнул ее со словами:

— Ну, пусти меня, Ролан!

Пес послушно пропустил хозяина, обнюхал Жана Робеpa, когда тот проходил мимо, и, лизнув поэту руку, пошел позади него по лестнице, замыкая шествие.

Жан Робер окинул Ролана оценивающим взглядом знатока.

Это было великолепное животное, помесь сенбернара с ньюфаундлендом; встав на задние лапы, он мог подняться на пять с половиной футов; окрасом он напоминал льва.

Все это Жан Робер отметил про себя, пока поднимался с первого этажа на второй. Там его вниманием завладела Фрагола.

Ей было около двадцати лет; длинные светлые волосы обрамляли бледное лицо с нежнейшим, едва заметным румянцем; она держала свечу в хрустальном подсвечнике, и можно было разглядеть большие небесно-голубые глаза, взгляд которых был устремлен на лестницу, и улыбавшийся приоткрытый рот, позволявший увидеть два ряда жемчужных зубов, наполовину скрытые губками, яркими и свежими, словно вишни.

Маленькая очаровательная родинка под правым глазом, которую женщины из простонародья называют желанием, принимавшая в определенное время года оттенок земляники, объясняла, по-видимому, ее поэтичное имя Фрагола, поразившее Жана Робера.

Присутствие поэта поначалу обеспокоило женщину, как и Ролана, но, как и Ролана, Сальватор ее успокоил: «Это друг».

Она подставила Сальватору для поцелуя лоб, молодой человек коснулся его губами нежно, почти благоговейно.

Потом она обратилась к Жану Роберу и проговорила с пленительной улыбкой:

— Добро пожаловать, друг моего друга!

Освещая поэту дорогу, она другой рукой обняла Сальватора за шею и пошла в комнаты.

Жан Робер последовал за ними.

Войдя в небольшую первую комнату, служившую, вероятно, столовой, он из скромности остановился.

— Надеюсь, ты еще не ложилась не потому, что волновалась за меня? — начал Сальватор. — Я бы ни за что себе этого не простил, милое дитя мое.

В словах молодого человека послышались отеческие нотки.

— Нет, — мягко возразила девушка. — Я получила письмо от подруги, я тебе о ней рассказывала.

— От какой именно? У тебя их три, ты о них обо всех рассказываешь довольно часто.

— Ты бы даже мог сказать, что четыре.

— Да, верно… Так о ком речь?

— О Кармелите.

— С ней что-нибудь случилось?

— Меня мучает предчувствие! Мы должны были встретиться завтра все вместе — она, Лидия, Регина и я — на мессе в соборе Парижской Богоматери, мы это делаем всякий год. И вот взамен этого она назначает нам свидание в семь часов утра.

— Где?

Фрагола улыбнулась.

— Она просит сохранить это в тайне, друг мой.

— Храни ее, ангел мой! — согласился Сальватор. — Тайна! Ты же знаешь мое мнение на этот счет: тайна священна!

Обернувшись к Жану Роберу, он продолжал:

— Я буду в вашем распоряжении через минуту. Вы бывали в Неаполе?

— Нет, но собираюсь туда отправиться года через два-три.

Быстрый переход