— Еще бы вы его не видели! — отозвался мальчуган. — Он похож на скелет кита в Ботаническом саду, только раскрашен поярче.

— Идемте скорее, господин кюре, — заторопил его Баболен, уже исполнивший поручение, — там ждут только вас…

— Идемте! — сказал кюре. — Если ждут только меня, я готов.

Достойный пастырь собрался с силами и через несколько минут уже стоял рядом с желтым фиакром, против входной двери.

«А Париж, оказывается, еще больше, чем Ла-Буй и даже Руан!» — подумал старик.

Жюстен и Мина ждали его на пороге.

Завидев красивую пару, священник остановился и улыбнулся.

— Ах, Господи, ты в самом деле создал их друг для друга! — сказал он.

Мина подбежала и бросилась ему на шею, как в те времена, когда славный священник заходил к мамаше Буавен и когда Мине было всего восемь лет.

Кюре обнял Мину, потом отстранился, чтобы получше ее рассмотреть.

Он ни за что не узнал бы в прелестной девушке, готовой вот-вот стать женщиной, маленькую девочку, которую шесть лет назад отправил в Париж в белом платьице с голубым пояском и в голубых башмачках. Но ее нежную ласку он узнал сразу.

Оставалось еще несколько минут до того, как надо было отправляться в церковь.

— Входите, входите, господин кюре! — в один голос пригласили Жюстен и Мина.

Кюре поднялся в дом. Его ввели в комнату молодоженов, где находились матушка Корби, сестрица Селеста, г-жа Демаре, мадемуазель Сюзанна де Вальженез и старый учитель.

— Это наш дорогой кюре из Ла-Буя, матушка, — проговорила Мина. — Позвольте вам представить господина аббата Дюкорне, сударыня, — обратилась она к хозяйке пансиона.

— Да, да, — подхватил улыбающийся аббат. — И он принес своей питомице приданое!

— Приданое?!

— Ну да! Вообразите: три дня тому назад получаю я заказное письмо со штемпелем на немецком языке, а в нем — вексель на десять тысяч восемьсот франков, адресованный банкирскому дому господ Леклера и Луи в Руане.

— И что же? — дрогнувшим голосом спросил Жюстен.

— Погодите, я расскажу все по порядку. Сначала я развернул вексель, потому я вам прежде всего о нем и говорю.

— Да, мы слушаем.

Госпожа Корби заметно побледнела.

Другие, хоть и заинтересовались рассказом священника, но пока не понимали — в том числе и Мина — того, о чем Жюстен и его мать начинали догадываться.

— К векселю, — продолжал кюре, — было приложено письмо.

— Письмо? — прошептал Жюстен.

— Письмо? — повторила г-жа Корби.

— Ах! Письмо! — подхватил старый учитель, взволнованный не меньше Жюстена и его матери.

— Да, вот это письмо.

Аббат развернул письмо с иностранным штемпелем и прочел:

Несколько лет тому назад я отправился в глубь Индии, и моя связь с Францией оборвалась. Вот почему Вы девять лет не получали от меня известий. Но я знаю Вас, знаю достойнейшую госпожу Буавен, которой доверил свою дочь: Мина ничуть от этого не пострадала.

Теперь я вернулся в Европу, но неотложные дела еще на некоторое время задержат меня в Вене. Спешу выслать вексель банкирского дома Арнштейна и Эскелеса, адресованный банкирскому дому Леклера и Луи в Руане, на сумму в десять тысяч восемьсот франков, которые я Вам задолжал.

Отныне Вы будете получать регулярно вплоть до моего возвращения (его дату я пока сообщить не могу) обещанные тысячу двести франков на содержание моей дочери.

При последних словах Мина радостно захлопала в ладоши и воскликнула:

— О, какое счастье, Жюстен! Папа жив!

Жюстен не сводил взгляда с матери и, видя, что она смертельно побледнела, вскрикнул:

— Матушка! Матушка!

Слепая поднялась и пошла к сыну, вытянув руки вперед.