Никто его не отпустит.

Но что с них взять? На то они и особисты.

Сообщение же о судьбе Остапенко произвело на Нисенбаума сильное впечатление. Кто-то начал охоту – зачем? Почему? И почему, в самом деле, ему не сказали? Непонятная скрытность, его особу всегда ценили – так ему казалось.

– Врача-то зачем? – тупо спросил Нисенбаум. Никита Владимирович пожал плечами:

– Разбираемся. А что эсминец на Ладоге поднимают – про это вам тоже не сказали? Там, между прочим, заварушка нарисовалась.

Очередной удар.

Соломон Красавчик, если признаться, лишь в самых общих чертах знал о работах по подъему эсминца «Хюгенау».

– Вас используют, Моисей Залманович, – еще мягче сказал Никита Владимирович. – Внаглую.

И Нисенбауму было трудно чем-то на это возразить.

Все его существо сопротивлялось откровенным разговорам с гэбистами, но этот тип выкладывал факты, от которых, увы, не отвертеться.

Действительно, его могли использовать. Он в самом деле стар, он не Джеймс Бонд. Да и Бонда вряд ли посвящали во все детали. Нисенбауму вдруг пришло в голову, что все его контактеры были всего лишь рядовыми агентами, что жизнь ни разу не сводила его с ключевыми фигурами.

– Задавайте ваши вопросы, – глухо произнес он. – Я не обещаю, что отвечу на все. Но попробую.

«Когда ты признаешь факт сотрудничества с иностранными спецслужбами, ты ответишь на все», – злорадно подумал Никита Владимирович, у которого сразу улучшилось настроение. А вслух ответил:

– Вас, Моисей Залманович, никто не станет принуждать. Только... можно я буду называть вас Соломоном Исхаковичем?

Нисенбаум покачал головой:

– Не стоит. Соломон Красавчик умер.

– Ну, умер так умер. Для начала скажите мне: кто был человек, с которым вы нынче сражались в шахматы?

– Понятия не имею. Случайный любитель.

«Ах ты, старая сволочь. Ну, подожди».

– Напрасно вы так, – огорчился следователь. – Я-то понадеялся, что процесс, как недавно говорилось, пошел.

– Пошел.

– Не туда он пошел. Вашего партнера пришили через пять минут после того, как вы расстались. Скажете, совпадение?

– Я вам не верю, – твердо произнес Нисенбаум.

– Да? Почему? Ну, может быть, документам поверите, – Никита Владимирович неспешно достал из папки большой желтый конверт, толкнул его через стол. – Ознакомьтесь, будьте любезны.

Руки у Нисенбаума мелко дрожали. Конверт не был запечатан. Он вытряхнул пачку фотографий, где его партнер был запечатлен в самых разных ракурсах и с разного расстояния.

– Это ваша работа, – голос у Моисея Залмановича тоже дрожал.

– Вы – идиот, уж извините меня! Я не бранюсь, я любя, так сказать. Вы же понимаете, кто мы такие. Наша задача – задерживать иностранных агентов, допрашивать их, перевербовывать, использовать. В крайнем случае – отправлять за решетку или обменивать. А не убивать.

Снова похоже на правду.

– Вы понимаете, что ходите по лезвию ножа? – дожимал следователь. – Вы в шаге от пропасти.

– Кто его убил?

– И с этим разбираемся. Может быть, те же люди, что ликвидировали Остапенко. Может быть, нет.

– Вряд ли это они, – задумчиво проговорил Нисенбаум. – Иначе нас прикончили бы обоих, прямо на скамейке.

«Уже намек на сотрудничество».

– Согласен. Очень похоже, что это кто-то другой. Вполне вероятно, что вы, Моисей Залманович, оказались в центре внимания сразу нескольких спецслужб разных государств. И они воюют друг с другом за влияние на вашу особу.