И они воюют друг с другом за влияние на вашу особу. Или, если угодно, за владение вашей особой.
– И вы в том числе.
– И мы.
– Кто вы такие? Что за отдел?
– Не имею права ответить. Солидный отдел, можете быть уверены. Структура в структуре.
– Что ж, задавайте свои вопросы, – снова пригласил Нисенбаум.
– Да я ведь их и задаю, а вот вы, похоже, все лукавите – вместо того чтобы отвечать правдиво.
– Задавайте, – обреченно произнес Нисенбаум.
Когда-то, очень давно, он разговаривал с Жаворонком о еврейском Боге. О том, как Бог велел ему в Одессе: жить. Он должен жить. Для Бога жизнь иудея намного дороже, чем чья-либо еще. Ради этого он может идти на любые компромиссы, сотрудничать с разной сволочью, но выжить обязан. Сейчас его жизнь уже подходит к концу, но Богу виднее. Бог может все. Мафусаил жил больше девятисот лет. Если жизнь Красавчика под угрозой, он обязан приложить все усилия к ее сохранению. Потому что неизвестно, каких еще дел ждет от него Создатель.
– Я повторю тот, который уже задал: кем был этот человек?
– Я не знаю его имени. Я говорю честно.
– Верю. Забудем про имя. Кем он был?
– Агентом Моссада.
– Вы тоже являетесь агентом Моссада?
– На сей счет не существует никаких документов, – уклончиво сказал Нисенбаум. – А от устных показаний никогда не поздно отречься.
– Не сомневаюсь. Но вы сотрудничаете?
– В каком-то смысле.
Портативный магнитофон, спрятанный в столе, исправно записывал показания Красавчика.
«Отречешься ты, как же».
– Давно?
– Около тридцати лет.
– В чем заключается ваше сотрудничество?
– Ко мне приходят и уходят люди. Я никогда не знаю, кто они такие. Я вроде как диспетчер, пересадочная станция. У меня можно переночевать. Я также могу передавать какие-то материалы или другие предметы.
– Неудивительно, что вы не в курсе происходящего. В Моссаде интересовались вашей биографией?
– Разумеется.
– И вашей жизнью на «Хюгенау» – тоже?
– Конечно.
– Что вы им рассказали?
– Я рассказал все как было.
– Ваши слова как-то фиксировались?
– Никто ничего не записывал. Но я допускаю, что использовались какие-то скрытые записывающие устройства.
«Он допускает! Тоже мне, аналитик. Чтоб в нашем-то деле и – без них?!»
– Какая была реакция?
– Сочувственная.
– И все?
– Да, все.
Старикан был напуган и выбит из колеи – нет, пожалуй, не напуган, здесь что-то другое. Плевать, какая разница. Пусть испытывает что угодно. Маховик начал раскручиваться по полной программе. В принципе, Соломона Красавчика можно было ликвидировать вслед за Остапенко, но такого приказа у Никиты Владимировича не было. Моисей Залманович должен был еще пригодиться в выявлении всех сторон, заинтересованных в событиях вокруг «Хюгенау».
Израильская разведка Моссад – лишь одна из этих сторон.
Никита Владимирович ощущал полное удовлетворение.
ПОТЕРЯ КОНТРОЛЯ
Судя по реакции, затрапезная внешность гостя произвела на него неприятное впечатление. Похоже было, что он ожидал увидеть кого-то другого. Он даже вздрогнул при виде затрапезного босяка.
И потому раздраженно спросил:
– Что вам нужно? Кто вы такой?
В гудящей голове капитана Гладилина пронесся вихрь возможных ответов. Он решил не называться сразу и осторожно сказал:
– Я из Славяновки.
Мужчина нахмурился, смерил его взглядом.
– Ах, это, стало быть, вы. |