Изменить размер шрифта - +
Ах, Рени, те слова были рождены горечью. Я терпеливо ждал, но порой мне казалось, что я никогда не смогу растопить твое холодное сердечко.

— Оно уже давно принадлежит тебе, — тихо сказала она. — Но ты же сделал мне предложение.

— Мне нужно было что-то делать, чтобы удержать тебя во Франции. Я не терял надежды. Понимаешь, это была самая настоящая coup defoudre. Она поразила меня еще там, в зале «Эрмитажа». Ты помнишь?

— Как будто я смогу это когда-нибудь забыть!

— Правда? Ты удивляешь меня, chere. Ты даже не можешь себе представить, как я ненавидел себя в тот момент, когда запугивал беднягу Пьера, но мне нужно было вытащить тебя в Париж. Мысль о том, что я никогда не увижу тебя, была невыносима.

— Все равно, я, наверное, не приехала бы, если бы Барри не бросил меня.

— О, наш превосходный месье Барри! Он просто глупец; не думаю, чтобы он тебя когда-нибудь любил.

— Он не умеет любить так, как ты.

Это замечание прервало воспоминания Леона, так как ему пришлось продемонстрировать, как он любит ее. Она, раскрасневшись, со смехом оттолкнула его.

— Если бы ты проявлял большую настойчивость, я догадалась бы быстрее, — сказала она. — Я ожидала такой нерешительности в любовных делах от кого угодно, но только не от тебя, Леон.

— Любовь делает человека неуверенным, — серьезно ответил он. — Кроме того, я вырос в Англии и знаю, что англичанки восхищаются мужчинами этакого спортивного типа, разве не так? Я боялся, что ты считаешь меня, раз я занимаюсь дизайном одежды, чем-то вроде неженки, неполноценным мужчиной.

— О Леон! — Она коснулась пальцами его губ. — Какая чепуха! Уж не для того ли был и тот заплыв через бухту, чтобы продемонстрировать мужественность?

Он смущенно засмеялся.

— Да, совершенно непростительная бравада! Но почему же ты, chere, была так неприступна? Неужели ты совсем не догадывалась, что я ждал хоть какого-то намека с твоей стороны?

Она отстранилась от Леона. Ей не хотелось испортить эти чудные минуты разговором об Антуанетте, но поскольку эта женщина была ключом к разгадке всех тайн, то разговор о ней был неизбежен.

— Понимаешь, Леон, — неуверенно заговорила она, — я с самого начала была убеждена, что ты любишь Антуанетту Морель.

Ее опасения подтвердились — при упоминании этого имени лицо Леона помрачнело, а рука, прежде обнимавшая ее, стала безжизненной. Она высвободилась из его объятий и отошла, встав по другую сторону стола. Казалось, кто-то холодной рукой стиснул ее сердце.

— Я уверена, что ты и сейчас любишь ее, — с тоской продолжала Рени. — Она собирается вернуться. Я… я видела ее. Она хочет опять работать у тебя. Выглядит она великолепно. Она сказала, что я никогда не смогу состязаться с ней…

Леон вскочил, издав какое-то проклятие.

— Cette enfante du citable! — он недоуменно смотрел на Рени. — Но где и когда ты видела Туанет, cheri. Я думал, что она нигде не показывается.

Рени, запинаясь, рассказала ему о разговоре с мадам Арно и о своем визите на Рю де Жарден. Во время рассказа она ни разу не взглянула на него, а он молча слушал ее. Закончив, она украдкой посмотрела на Леона и увидела его бледное, нахмуренное лицо.

— Тут творилось такое, а я ничего не знал! — воскликнул он. — Pauvre petite, как же ты страдала из-за этой… (и он употребил то же самое слово, которым Джанин назвала Туанет). — Он подошел к столу и, облокотясь об него, весь подался вперед, настойчиво пытаясь заглянуть ей в глаза. — Рени, ma mignonne, mon ange, ты должна мне поверить.

Быстрый переход