|
Он зажег керосиновую лампу, надел пенсне, оглядел вошедших и, узнав Постышева, даже сделал шаг к стене – от неожиданности. – Комиссар? – спросил он. – Гражданин Постышев? – Да. – Присаживайтесь. – Спасибо. У вас прекрасная библиотека. – Конфискуете? – Перестаньте. Вы плохой юморист. – Какой тут юмор… А библиотека действительно прекрасная. Я копил ее всю жизнь. Из за нее даже остался холостяком. – Вам еще не поздно обзавестись дамой сердца. В общем, это все другой разговор. Мне нужно найти елочные украшения. – Зачем? – Хотим устроить елку для сирот. – Елку?! – Э, послушайте, хватит разыгрывать эти наивные удивления. Я готов раздеться, чтобы вы раз и навсегда убедились – нет у меня хвоста и вообще ничего общего с чертом. – Но ведь совсем рядом с городом наши… – Кто? – Белые… – Именно. Ваши. – Я отдаю вам свои елочные украшения, комиссар, в гимназии их нет теперь, они пропиты завхозом, назначенным вашим Советом. – Собираетесь эвакуироваться? – Нет. – Маяковского по прежнему от гимназистов прячете? – Прячу. Широких принес стремянку, залез по ней на антресоли, там долго громыхал ящиками, а потом попросил: – Прошу вас, помогите мне снять этот ящик, он весьма тяжел. Когда ящик опустили на пол, Широких сказал: – К сожалению, у меня нет бумажных гирлянд. – А зачем они? – О, это так красиво… – Да? – Конечно. Дети любят их клеить сами, это воспоминание у них потом остается надолго. – Послушайте, Широких, сделайте божеское дело, а? Научите детишек клеить эту самую гирлянду. Неважно, что они наши дети, они ведь еще просто дети. Мы вам за это часть пайка дадим. – Только, пожалуйста, без приманок. Я педагог, а не торгаш. Подождите, сейчас я оденусь. – Да нет, что вы, что вы, – обрадовался Постышев, – вы сейчас спите, я завтра пришлю за вами машину. – В котором часу? – Когда вам будет угодно. – Часам к девяти. И пусть приготовят разноцветной бумаги, клей и ножницы. – Откуда ж у нас разноцветная бумага? – В штабе должна быть, – ответил Широких. – Вы ведь клеите флажки, которыми обозначаете линию фронта? Постышев быстро глянул на Широких. Тот стоял расставив ноги – бороденка торчит воинственно, пенсне поблескивает, а на губах играет сардоническая ухмылочка. Все российские интеллигенты в преддверии политических перемен начинают так посмеиваться: здесь и скепсис, и затаенная радость, а пуще всего – насквозь видение собеседника. Постышев тоже улыбнулся. Вздохнул. Сказал Ухалову: – Едем. Надо на эвакопункте пол вымыть и блеск навести. До свиданья, гражданин Широких. Большое вам спасибо. ХАБАРОВСК ШТАБ ФРОНТА РАННЕЕ УТРО После того как Постышев закончил разговор по прямому проводу с Дальбюро ЦК РКП (б), к нему вошел адъютант и доложил: – Товарищ комиссар, вас ожидают представители японской и китайской миссий. – С утра пораньше? С чего бы это? Просите. Дипломаты входят в кабинет, кланяясь на каждом шагу. Они словно не слышат канонады. Их лица выражают крайнюю степень любезности и доброты. Они идут к столу, прикладывая к груди руки, и часто закрывают глаза, будто сдерживая слезы радости. – Вице консул Шивура, представляющий интересы Японии в замечательном городе революционеров Хабаровске, – сказал человек в очках и почтительно пожал руку Постышеву. |
