Он слушал, не говоря ни слова, но губы его дрожали, приоткрывая острые зубы.
— Значит, вы знаете набоба? — спросили бывшего пленника Данду Панта.
— Да, — ответил индус.
— И вы узнали бы его, если бы случай свел вас лицом к лицу?
— Конечно, как самого себя.
— Тогда у вас есть шанс получить награду в две тысячи фунтов стерлингов, — заявил один из собеседников с плохо скрытой завистью.
— Возможно, — ответил индус, — если только набоб будет так неосторожен, что рискнет появиться в президентстве Бомбея, хотя мне это кажется маловероятным!
— А зачем бы ему здесь появляться?
— Конечно, для того чтобы попытаться поднять на новый бунт, — сказал кто-то, — если не сипаев, то, по крайней мере, жителей центральных деревень.
— Ну раз правительство утверждает, что его обнаружили в провинции, — вернулся к прежней теме один из собеседников, принадлежащий к категории людей, считающих, что власти никогда не могут ошибаться, — значит, оно хорошо осведомлено на этот счет!
— Да будет так! — отозвался индус. — Пусть Брахма сделает так, чтобы Данду Пант встретился мне на пути, и мое состояние обеспечено!
Факир отпрянул на несколько шагов, но не отвел взгляда от бывшего пленника набоба.
Была уже поздняя ночь, но оживление на улицах Аурангабада не улеглось. Слухи о появлении набоба разрастались. То уверяли, что его видели в самом городе, то — что он уже далеко отсюда. Утверждали также, будто эстафета, присланная с севера провинции, только что привезла губернатору весть об аресте Данду Панта. В девять вечера наиболее осведомленные клялись, что его уже заключили в городскую тюрьму вместе с несколькими тхагами, которые более тридцати лет влачат там жалкое существование, и что его повесят на следующий день на восходе солнца без соблюдения каких бы то ни было формальностей, как поступили на площади Сипри с Тантия Топи, его знаменитым сподвижником. Однако в десять часов появилось еще одно противоречивое сообщение. Разнесся слух, что заключенный почти сразу сбежал, и это вернуло некоторую надежду всем, кого прельщала награда в две тысячи фунтов стерлингов.
На самом деле все эти разноречивые слухи были ложны. Наиболее осведомленные знали не больше других. Цена головы набоба была прежней. Но она еще оставалась на плечах набоба.
Между тем индус, лично знавший Данду Панта, был ближе любого другого к получению награды. Мало кому, особенно в президентстве Бомбея, случалось встречаться с суровым предводителем великого восстания. Его знали скорее на севере и в центре, в Синдхи, в Бандельканде, Ауде, в окрестностях Агры, Дели, Канпура и Лакхнау — арене ужасной резни, вызванной его приказами, где все население поднялось против него и выдало его английскому правосудию. Родственники его жертв — вдовы, братья, сестры и дети — еще оплакивали тех, кого набоб повелел казнить сотнями. Прошло десять лет, но чувства ненависти и мести еще горели в их сердцах. Неужели Данду Пант оказался столь неосторожен, что рискнул появиться в провинции, где его имя было проклято всеми? Если же, как говорят, он перешел индокитайскую границу и по неизвестным причинам (планы новых восстаний или что-то другое) покинул надежное убежище, скрытое от англо-индийской полиции, то обеспечить себе хоть какую-то безопасность он мог только в провинциях Декана.
Известно, однако, что правительство, едва прослышав о его появлении в президентстве, тотчас же назначило цену за его голову.
Все же следует отметить, что представители высших классов Аурангабада — магистраты, офицеры, чиновники — сомневались тем не менее в точности правительственной информации. Столько раз уже распространялись слухи, что неуловимый Данду Пант обнаружен и даже схвачен! Однако потом эти слухи не подтверждались. |