Снова напряглась, когда одна из моих рук, живя своей жизнью, пробежалась по приятным изгибам тела, задержавшись на одном из них чуть дольше. Тут уже на полном серьёзе уперлась кулаками в грудь и попыталась вырваться. Отпустил я её с неохотой, сделал шаг назад и даже залюбовался глазами, пылающими праведным гневом Породистая все-таки девчонка, ничего не скажешь. Она набрала в грудь воздуха, собираясь что-то сказать, но я опередил:
— Будешь ругаться, снова поцелую.
Наверное, угроза подействовала, потому что ротик сразу же захлопнулся.
Подождав секунду, убедившись в готовности чуда воспринимать слова, сказанные мной, я спросил:
— Куда вы направлялись и какой сейчас год?
Думал, что глаза шире, чем были у неё раньше, открыться не могут. Оказалось, я ошибался. Сейчас она смотрела на меня, как на умалишенного. Тем не менее, произнесла явно не то, что хотела:
— Не смейте меня больше трогать.
— Больше нельзя, буду только меньше трогать, — тут же схохмил я.
Увидев в её глазах пламя, разгорающееся в очередной, поспешил сказать:
— Ладно, давайте вернёмся к моему вопросу. Представьте, что я потерял память. Поэтому прошу, скажите, наконец, какой сейчас год, где мы находимся и куда вы направлялись?
Девчонка прижал кулачок к губам и прошептала:
— Правда?
Да что ж такое, у неё опять глаза начали наливаться слезами. Пришлось угрожать, иначе, это может продолжаться вечно.
— Если не ответишь на вопросы, сейчас опять целовать начну.
Она тут же отступила на шаг назад и протараторила скороговоркой:
— Сейчас тысяча восемьсот двенадцатый год, мы недалеко от Смоленска. Ехали мы в одну из принадлежащих нашей семье деревень, расположенную глубоко в лесу.
Немного подумала и продолжила:
— Подождать там хотели, пока война закончится. Но не успели. Нас нагнали. Выделенную батюшкой охрану побили.
Видя, что она снова собирается заплакать, я спросил:
— А эта дорога ведет в нужную деревню?
— Нет, мы сейчас на тракте. Чтобы попасть на дорогу к деревне, нужно проехать ещё верст пять, и только там повернуть вглубь леса. — Тут же ответила она.
— Значит, грузимся и едем. Нельзя здесь надолго задерживаться. — Произнес я и направился на место кучера. Править лошадьми ведь кроме меня некому.
На удивление, девчонка отправилась вслед за мной. Когда я удивлённо посмотрел на неё, она сразу протараторила:
— Там внутри служанке плохо, запах неприятный. Я лучше с Вами на козлах поеду. Заодно и дорогу покажу.
Я ничего отвечать не стал, только пожал плечами. Дескать, делай, что хочешь.
Когда подошли к нужному месту и пришла пора забираться наверх, эта особа замялась, раздумывая, каким образом ей это сделать. Я просто подхватил её и посадил на импровизированное сидение. Она только пискнула что-то невразумительное, а меня реально скрутило от боли. Про рану я как-то подзабыл, вот она и напомнила о себе.
Понятно, что виду постарался не показывать, хоть получалось и с трудом. Забравшись вслед, я взял в руки вожжи, подобрал хлыст, валяющийся под ногами, и потихоньку тронулся с места. Спешить в данном случае было нельзя, ведь сзади кареты привязано приличное количество лошадок, которых совсем не хотелось травмировать.
До нужного поворота мы добрались довольно быстро, даже несмотря на убожество, которые местные называют трактом. По дороге никто не встретился, поэтому этот отрезок пути прошел спокойно и ненапряжно. А вот дальше все стало намного сложнее. Сразу после поворота я остановился, и как смог, постарался замести следы съезда сорванными тут же ветками. Получилось, честно сказать, так себе. Но, хоть не так бросалось в глаза. Дорога, на которую мы повернули, называлась так зря. |