Луганский моргнул, перевел взгляд на мои голые ноги. Снова моргнул и раскосый, чуть очумелый взгляд уперся в вырез до пупа. Дальше шестеренки в его мозгу туго и с чудовищным скрипом зашевелились, о чем известил почти мученический стон их владельца. До него видимо стало доходить, что я могла забыть с утра пораньше, да еще и в таком виде.
— Кофе, дорогой? — всполошилась Людочка и засуетилась вокруг супруга, освобождая ему место за столом.
Мужчина чего-то попытался возразить, но не успел. Ему тут же подставили тарелку с печеньем и чашечку под нос. И все это с сюсюканием, поглаживанием и причмокиванием.
Но лично мне было уже глубоко фиолетово на все их телодвижения. Поэтому, не отходя от кассы, положила перед носом Васька свое заявление и заранее приготовленную ручку.
— Будьте любезны подпишите, пожалуйста, а то я на самолет опаздываю, — деловито произнесла я, в один глоток допивая свой кофе.
— Какой самолет? — сипло выдавил Луганский.
— Как какой? — сама невинность хлопнула глазками. — В Якутию.
Теперь настал черед мужчины плеваться кофе.
— Якутию?!
— Ну, да, — заверила я. — У меня там, знаете ли, тетка троюродная живет. Вот, буду осваивать новые методы землепользования.
— В Якутии?! — чуть ли не взвизгнул Васек.
Ух ты бедняжечка. От перенапряга глазик задергался. Ничего вот уйду, тебя Людочка насмерть затискает.
— Васюнь, у человека скоро самолет, — вступилась за меня Людмила. — Да и у нас дел по горло. Нужно по магазинам смотаться. Подписывай уже.
Я уже открыто усмехнулась, нагло, глядя Луганскому прямо в глаза. Что Васенька? И на тебя теперь нашлась управа.
Мужчина медленно, не сводя с меня напряженного взгляда, подписал заявление и положил рядом ручку. Я же не долго думая, схватила листок и жизнерадостно попрощалась:
— Всем пока. Приятно было познакомиться. Надеюсь, увидимся… — на мгновение призадумалась, — никогда не увидимся. Об одном жалею, Василий Михайлович…
Луганский в надежде вскинул голову.
— Что нос ваш сросся слишком правильно. И подправить больше некому будет.
Сказала и поспешила к двери. Не хлопнула ею. Аккуратно закрыла за собой. Спустилась на негнущихся ногах на два пролета, выдохнула и рассмеялась. То ли истерично, то ли радостно. Черт его разберет.
На работу я не спешила. Уволиться всегда успею. Терять-то уже вроде как совсем нечего. Позвонила Елена Васильевне и сообщила, что бы ждали ближе к обеду. Благо задавать вопросы девушка тактично не стала.
Купила себе целых два мороженных и снова уселась на лавочке, совершенно довольная жизнью. Как человеку для счастья мало нужно. Мне как, оказалось, нужно было просто избавиться от Луганского. Причем если бы я его сама бросила, то мучилась бы угрызениями свести еще очень долго. Корила себя за несдержанный, пакостливый характер. А так баба с возу — кобыле легче. Значит не судьба нам быть вместе.
Быстро уничтожив мороженное, мой сытый взгляд уперся в вывеску салона красоты. И, правда?! Когда я последний раз элементарно стриглась и делала маникюр. Тоскливо посмотрела на свои обломанные ногти.
— Непорядок, — сказала сама себе и решительно направилась в сторону вывески.
В салоне я провела часа три не меньше. Сначала меня мыли, стригли, ровняли, потом маникюр, педикюр и прочие радости жизни. Все это нанесло значительный ущерб моему бюджету. Но я рассудила так — увольняться так с музыкой.
В контору я прикатила, как и планировала к обеду. Народ разбрелся по кабинетам, дабы вкусить припасенные харчи, поэтому по дороге, слава богу, никто не встретился. |