— Срочно вызовете уборщицу. В моем кабинете штукатурка обвалилась. Там срочно нужно навести порядок.
Секретарша замерла и, удивленно хлопнув глазами, поведала:
— В отпуске она. На две недели.
— Ла-а-адно, — милостиво протянула я, хотя в душе уже начинало разгораться пламя бешенства. — Тогда кто за нее?
Баклажаниха состроила удивленное лицо и помахала документами, те которые отчаянно спасала, словно ей стало вмиг жарко.
— Не знаю. Еще не нашли замену.
— Пипец.
Это самое цензурное, что нашлось в моем лексиконе, в ответ на данное заявление. Хотя постойте-ка!
— А что это у вас за документы, Тамара Сергеевна?
Знаю, что со стороны это выглядело очень грубо и некрасиво. Но я была уже на второй стадии озверения. Поэтому приличия были уже до лампочки. Выхватила документы у не успевшей вовремя среагировать тетки и прочитала вслух:
— На время очередного отпуска возложить обязанности с доплатой за совмещение на секретаря-референта.
Кровожадно улыбнулась и посмотрела на секретаршу. Та побледнела и даже позеленела. Просекла, что со мной лучше не шутить.
— А вы значит еще не в курсе? — с убийственной сладостью в голосе спросила я. — Не ознакомлены с приказом?
Тамара Сергеевна радостно закивала.
— Притом, что вы значитесь как исполнитель данного документа, — тоном, которым допрашивают преступников, проговорила я.
Глазки у баклажанихи забегали как тараканы на кухне, когда ночью свет включишь. Она явно пыталась найти себе достойную отмазку.
— А я не могу! Да! Мне Василий Михайлович поручении дал. Важное, — нашлась она.
Я стала медленно доходить до третьей стадии озверения. Обычно, на пятой я начинаю кого-то убивать на самом деле.
— Тамара Сергеевна! — послушался бас Луганского из кабинета. — Кофе!
Секретарша поспешила к начальству. Я вслед за ней. Ну, уж нет! На этот раз эта мымра не отвертится.
Сразу как-то забылось решение держаться от Луганского подальше. А что я такого ему сделала? Ну, подумаешь не поехала с ним утром? Так он должен еще спасибо сказать. Нервы ему сберегла… оставшиеся.
Похоже, Васек считал иначе. Один взгляд в мою строну, и директорский правый глаз стал заметно дергаться.
— Доброе утро, Василий Михайлович! — жизнерадостно пропела я, и смело шагнула в кабинет, обустраивая себе рабочее место на сегодняшний день за столом заседаний.
Он ничего не ответил. Видимо дар речи от моей неописуемой наглости у него пропал вовсе. Я же, ничуть не стесняясь, разложила документы и стала подключать ноутбук.
— Евгения Николаевна, могу я поинтересоваться, что вы делаете? — не вынесла душа поэта.
— Как что? Работать собираюсь, — с совершенно невинным видом сообщила я.
В тот момент я не смотрела на директора — слишком была увлечена обустройством, но отчетливо услышала, как он тихо матюкнулся себе под нос.
— У вас имеется прекрасный кабинет, — решил напомнить он мне.
Будто я сама этого не знаю. Обернулась, уперла руки вбоки и вызовом посмотрела на Васька.
— На данный момент у меня имеется кабинет с обвалившимся потолком. И потолок, как вы понимаете, ровным слоем покрыл все горизонтальные плоскости в моем кабинете. Работать там невозможно!
Если Луганского можно было довести еще больше, то, похоже, я справилась на «отлично». Судя по перекошенной физиономии директора, видеть в своем кабинете он меня жаждал не больше чем я его.
— Так почему вы не пойдете в бухгалтерию? Там есть свободный стол.
Я хищно улыбнулась. |