— Вот так вот, — сказал Одесса-папа, прижав струны. — Задача ясна?

Вошел Штурман и сказал вполголоса:

— Боевая тревога, ребята. Занять посты согласно боевому расписанию.

— Есть! — за всех ответил Боцман.

Ночь выдалась темная. Холодная, как и всегда в эту пору. Но на море полной темноты никогда не бывает. Кажется, что оно, напитавшись дневным светом, по ночам скупо отдает его мерцанием волн, неожиданным всплеском, белоснежным гребешком.

Тяжелую лодку, как обычную шлюпку, оттолкнули от берега веслами. Разобрались по своим местам. Мне выпало попасть на шлюпку, в команду прикрытия. Я сидел на средней банке, с волнением сжимая в руках влажный и холодный автомат.

Да, как давно это было. А кажется, будто вчера. Да что там — вчера, вот только что.

Холодное море, холодное небо. Холодный соленый воздух. Впереди чернеет корпус нашей «Щучки». Над ней — неуклюжая громада двух парусов. Чуть слышно что то где-то плещется. Скорее всего, это играет вода в клюзах торпедных аппаратов. Или обегает, журча, рули глубины.

Небо чистое, в звездах. Тишина… Тишина как перед боем. Или на предельной глубине погружения.

Одиночество? Нет. Греет мое плечо рука Радиста. Вижу на корме лодки согнутые силуэты рулевых, ворочающих «кочергу» — румпель.

Странно. Идем под парусами на абордаж. Как в кино про пиратов. Или во сне про небывалые подвиги…

Какая же тишина. Ни звука, ни движения. Только скользит по правому борту неровный и прерывистый гребень скалистого берега.

Вышли на исходную позицию. Конвой сосредоточился милях в трех от берега, и Командир принял правильное решение подобраться к атаке со стороны острова. На его фоне было больше шансов остаться необнаруженными до момента атаки. Если бы мы подбирались с моря, нас засекли бы намного раньше. Ведь наверняка противник вел наблюдение именно в открытое море, не ожидая со стороны ничейного острова реальной опасности.

Некоторое время скользили параллельно берегу, точнее — между берегом и вражеской колонной.

Меня вдруг вызвал Командир. Мы подтянули шлюпку вплотную к лодке, и я перебрался на ее корму.

Тут произошло что-то странное.

— Спустить флаг, — приказал Командир глухим голосом.

А надо сказать, что все эти дни мы несли флаг на мачте-перископе. Спустить флаг — значит сдаться врагу. У нас даже в Уставе записано, что корабли нашего флота, Военно-морского флота Союза ССР, ни при каких обстоятельствах не спускают своего флага перед противником: гибель, но не сдача. И мы все как окаменели после таких его слов.

— Мы спускаем флаг не во время боя, — счел нужным пояснить Командир. И обратился ко мне: — Сохранить флаг нашего корабля на себе и водрузить его на корабле противника, как только мы его захватим. Задача ясна?

— Так точно!

И надо сказать, мы все почувствовали не только облегчение, но и уверенность в победе. Командир сказал это так легко и просто, будто немцы только того и ждали, чтобы сдать нам свой корабль и увидеть на его мачте советский военно-морской флаг. И это верно. Когда человек уверен в себе, то и все верят ему и в его победу.

Обмотавшись полотнищем флага, я вернулся на шлюпку и услышал:

— Приготовится к повороту.

«Парусная» команда работала четко и слаженно. Лодка медленно уклонилась и взяла новый курс. Прямо на конвой.

Нам хорошо были видны силуэты кораблей на фоне моря и неба. Особенно выделялся своей громадой десантный транспорт. Он находился в центре каравана, прикрываемый со всех сторон вспомогательными судами.

— Так держать, — услышали мы.

Что там было впереди, все от нас, сидящих в шлюпке, скрылось — никакого обзора из-за массивного корпуса лодки.