Слезы не входят в наш с папой кодекс чести. Но невольные слезы растопили мамино сердце. Оказывается, и в слезах была польза. Тем более в невольных. С чего они у меня появились? Тем более невольно?

Мы с мамой побросали все дела и увлеклись конструированием эксклюзивного платья.

— Ты подготовилась к госаттестации? — строго спросил папа.

— Я знаю все. Даже больше, чем следует, — поклялась я.

Фасон платья предполагал в основе «pin-up girl», но не тупо барбианский, а такой незаметный переход от девушки пятидесятых к девушке Шестидесятых. Сплошная женственность, никакого анимуса, охотничьих патронов и ружей. Бесконечная архаика женской самости, беззащитности и чистой прелести. Только юбка полагалась короткая, летящая — и застенчивое, нежное декольте. Такая маленькая, но очень коварная нотка сексуальности. Платье было капканом по-женски. All inclusive!

У меня к платью имелись даже босоножки на высоком каблуке. На перемычке — настоящие маленькие подсолнухи, как украинский венок. Платье и босоножки в стиле «подсолнух». Мм! Это была бомба! Ядерная.

* * *

Я сдала госаттестацию на «отлично», хотя завалила практические навыки. Но я все сделала правильно. Пошла сдавать Проскурину. Обожаю, когда меня экзаменуют профессора. Они уже всего добились, перестали выпендриваться, прекратили цепляться к мелочам и демонстрировать свою эрудицию. Потому я всегда старалась попасть к заведующим кафедрой, и обычно мы говорили не об экзаменационном билете, а о жизни. Профессора тоже люди, им хочется иногда отдохнуть от работы. Почему не на экзамене? Я отправилась к Проскурину, потому что на одной из сессий он уже тестировал мой интеллект и оценил его в пять баллов. Тогда мне повезло, все пошло по накатанной дорожке. Но сейчас я завалила практические навыки и не представляла, какая оценка мне светила. Папа мог меня убить. Морально. Это намного страшнее. Но мне снова повезло. Люди живут стереотипами. По инерции. Я была отличницей и осталась ею. В сравнении с тем, что вложено в мою голову за семь лет, практические навыки были такая мелочь. Ха!

По дороге мне встретился Червяков. Он шел из своего отделения. Понуро.

— Там благодарность тебе. Передали из облздрава, — пасмурно сказал он. — За какую-то бабку.

— Фантасмагорично! — воскликнула я. — Червяков, ты ходячая благая весть.

Червяков хмуро смотрел мне в лицо и молчал. Я собралась идти дальше. На волю.

— Я думал, что ты не такая, как все, — вдруг сказал он. — А ты…

— Такая, — ответила я.

Я смотрела в его понурую спину, пока он не завернул за угол. У Червякова не было коричневых зубов. Он просто много курил.

Внутри меня что-то тренькнуло. Сама не знаю что.

На банкете мы ухохотались, вспоминая былое студенческое прошлое. И я забыла о сидевшем во мне занозой Червякове. Мы навеселились и накупались в бассейне загородного ресторана. Прямо в одежде. Как ВДВ. На глазах завистливой толпы. Я поняла десантников. Это такой кайф! Толпе этого не понять. Для того чтобы это понять, надо прыгнуть в бассейн посреди города с группой нестандартных единомышленников. Прямо в одежде.

Глава 4

Я надела платье с подсолнухами и повертелась перед зеркалом. Это было «delicious» в двух значениях этого слова — прелестно и вкусно. Изысканный деликатес Пальчики оближешь! Съедобные цветы сакуры, поданные на десерт. Пластит с таймером в моей руке. Мама — гений! Она сделала конфетку, обогнав на корпус всех известных мировых дизайнеров. Без выкроек и лекал. Мама нафантазировала эротичное платье для тургеневской барышни двадцать первого века.