Но сзади кто-то держал, тянул
его за шинель.
- Карау-у-у-ул! - тонко вел на последнем издыхании Шкалик, ординарец
Бориса, самый молодой во взводе боец. Он не отпускал от себя командира,
пытался стащить его в снежную норку. Борис отбросил Шкалика и ждал, подняв
пистолет, когда вспыхнет ракета. Рука его отвердела, не качалась, и все в
нем вдруг закостенело, сцепилось в твердый комок, теперь он попадет, твердо
знал - попадет.
Ракета. Другая. Пучком выплеснулись ракеты. Борис увидел старшину. Тот
топтал что-то горящее. Клубок огня катился из-под ног Мохнакова, ошметки
разлетались по сторонам.
Погасло.
Старшина грузно свалился в траншею.
- Живой! Ты живой! - Борис хватал старшину, ощупывал.
- Все! Все! Рехнулся фриц! С катушек сошел!..- втыкая лопатку в снег,
вытирая ее о землю, задышливо выкрикивал старшина.- Простыня на нем
вспыхнула... Страсть!..
Черная пороша вертелась над головой, ахали гранаты, сыпалась стрельба,
грохотали орудия. Казалось, вся война была сейчас здесь, в этом месте,
кипела в растоптанной яме траншеи, исходя удушливым дымом, ревом, визгом
осколков, звериным рычанием людей.
И вдруг на мгновение все опало, остановилось. Усилился вой метели.
- Танки! - разноголосо завопила траншея.
Из темноты нанесло удушливой гарью. Танки безглазыми чудовищами
возникли из ночи, скрежетали гусеницами на морозе и тут же буксовали, немея
в глубоком снегу. Снег пузырился, плавился под танками и на танках.
Им не было ходу назад, и все, что попадалось на пути, они крушили,
перемалывали. Пушки, две уже только, развернувшись, хлестали им вдогон. С
вкрадчивым курлыканьем, от которого заходилось сердце, обрушился на танки
залп тяжелых эрэсов, электросварочной вспышкой ослепив поле боя, качнув
окоп, оплавляя все, что было в нем: снег, землю, броню, живых и мертвых. И
свои, и чужеземные солдаты попадали влежку, жались друг к другу, заталкивали
головы в снег, срывая ногти, по-собачьи рыли руками мерзлую землю, старались
затискаться поглубже, быть поменьше, утягивали под себя ноги - и все без
звука, молчком, лишь загнанный хрип слышался повсюду.
Гул нарастал.
Возле тяжелого танка ткнулся, хокнул огнем снаряд гаубицы. Танк
содрогнулся, звякнул железом, забегал влево-вправо, качнул орудием, уронил
набалдашник дульного тормоза в снег и, буравя перед собой живой
перекатывающийся ворох, ринулся на траншею. От него, уже неуправляемого, в
панике рассыпались и чужие солдаты, и русские бойцы. Танк возник,
зашевелился безгласной тушей над траншеей, траки лязгнули, повернулись с
визгом, бросив на старшину, на Бориса комья грязного снега, обдав их горячим
дымом выхлопной трубы. Завалившись одной гусеницей в траншею, буксуя, танк
рванулся вдоль нее. |