Наталья Павлищева. ПатрицийОдной звезды не будет – 3
Я ловлю себя на мысли, что звезды могут говорить. Посвящается мне
Явление третье: желтое
* * * Разорванное предвечернее небо истекало теплой кровью заката, прикладывая влажные кусочки ветра к краям воспаленных ран. Солнце тонуло, цепляясь когтистыми лапами за маслянистую толщу воды, тонуло, скаля острые зубы, тонуло, улыбаясь… Неумолимо приближалась ночь, уничтожая вечер ярко-холодными плетьми звезд. Рассекая вечер серебряными шипами, ночь испытывала легкую дрожь удовлетворения. Клочки падали в чернеющую траву и захлебывались от собственной боли… утром они обернутся мутными росами и, не успев опомниться, высохнут без следа под беспощадным взглядом солнечных глаз. На Марсе наступала ночь, дрожащими руками она прикладывала ветреный лед к разгоряченному лбу. Растаявший ветер стекал тонкими струйками по судорожно пульсирующим вискам, оставляя на ее коже высыхающие соленые дорожки. Тяжелые веки ночи сонно приподнимались, лениво разглядывая прекрасное каменное лицо Марса, а звездный хлыст, вновь и вновь рассекал почерневшее небо свистящими ударами. Захлебываясь, ночь пила обжигающий воздух Марса, настоянный на крови, смерти, рождении и жизни. Этот напиток мог опьянить до ощущения полета, до ощущения всемогущества… До наступления острого безумия. А после ты сам станешь составляющей частью этого напитка, станешь вливаться в горло марсианской ночи до тех пор, пока она не выпьет тебя без остатка.
* * * – Папа, а что такое «Кирас»? – Это название планеты. – Она красивая? – Да, сынок, очень. – Расскажи мне про нее, а? Я тогда полчаса тихо посижу, честное слово. – Интересно, почему я тебе не верю? Хорошо, слушай. На этой планете красивые синие озера, шумит вечнозеленая листва деревьев, а по ночам небо теплое, бархатное, звездное. На Кирасе, сынок, спокойно и безмятежно, и ты не чувствуешь себя ненужным и лишним. – Это важно? – Что? Не чувствовать себя ненужным и лишним? – Ага. – Кому-то важно, кому-то нет. Все, теперь сиди тихо. – Нет, еще расскажи! Еще! – Ладно. На Кирасе есть море с песчаным берегом и перламутровыми ракушками среди влажных камней, воздух душистый и свежий… – Папа. – Что? – Ты все это сам видел или придумал? Ты же такой придумщик! – Видел, сынок, видел, – вздохнул Сократ и посмотрел в окно.
* * * Звонким голосом запела птица, возвещая о начале дня. Кирас, слегка продрогший от утренних рос, приоткрыл ясные глаза. Пару минут сон смотрел из глубины его зрачков, потом скатился двумя слезинками, уступив место солнечному свету. Кирас расправил плечи, пригладил растрепанную шевелюру трав и безмятежными глазами озер взглянул на восходящее Солнце. Взяв тонкую дирижерскую палочку света, Кирас взмахнул ею, и полилась музыка утренних туманов, стройным оркестром запели леса, горы, цветы и травы. Самозабвенно дирижировал Кирас своим бурным, но удивительно дружным оркестром, улыбаясь синими озерами глаз.
На пустыре Солнечной Системы, на планете Кирас наступало новое утро.
* * * – Ну зачем, зачем ты забрался на дерево?! – Хочу Кирас посмотреть! – Его не видно оттуда! – Тогда я залез просто так, от нечего делать! – Слезай немедленно! Немедленно! Несчастье мое! – Не слезу! – Я тебя сам сейчас спущу и по попе наваляю! – Не спустишь! Не наваляешь! Ты слишком толстый, чтобы сюда забраться! – Ах, ты… ах, ты… Как ты с отцом разговариваешь?! Осторожно! Осторожно, эта ветка тонкая! Ну, вот, свалился-таки, горе мое! Ушибся? – Нет, я же на тебя упал, а ты мягкий. |
