И родословная у нее та еще. Неизвестно, когда семейства Уотсон и Скотт решили объединить свои состояния, но с первого взгляда было ясно, что Уотсон-Скотты — потомки сельских священников и готовы на все, лишь бы в журнале «Кантри лайф» появилось объявление о помолвке дочери. Отец Бриджит любил скачки, а когда Николас пригласил его с женой («обожаю розы») в Ковент-Гарден, на «Свадьбу Фигаро», Родди Уотсон-Скотт, увидев, как дирижер направляется к пульту, заявил: «О, вышел на старт». Так что хотя Уотсон-Скотты и были захолустным семейством, но, по всеобщему признанию, Бриджит была конфеткой и Николасу в очередной раз повезло.

Разумеется, о женитьбе на Бриджит не могло быть и речи. Кроме всего прочего, она была абсолютно невежественна. Да, она «проходила „Эмму“», чтобы получить аттестат, но с тех пор читала только журнальчики с картинками и нелепыми названиями вроде «ОЗ» и «Удивительные братья-придурки», которые приносил какой-то странный тип по имени Барри. Она часами рассматривала изображения вертящихся глазных яблок, разрывающихся кишок и полицейских с лицами доберманов. А сейчас и у самого Николаса крутило кишки так, что вот-вот разорвутся, поэтому, пока не поздно, надо было отослать Бриджит из спальни.

— Любимая! — крикнул, а точнее, прохрипел он, откашлялся и сплюнул в раковину. — Ангел мой, принеси мне апельсинового сока из столовой! И чаю, пожалуйста.

— Ладно.

Бриджит лежала на животе, лениво играя с собой. Она картинно вздохнула и скатилась с кровати. Боже мой, Николас такой тормоз. Для чего вообще нужны слуги? Он с ними обращается лучше, чем с ней. Ссутулившись, она побрела в столовую.

Николас тяжело опустился на тиковое сиденье унитаза. Восторги от обучения Бриджит элементарным навыкам поведения в обществе и в постели поутихли, как только он перестал гордиться собой и сообразил, что она не желает ничему учиться. После поездки во Францию надо будет заглянуть в «Аспрей», купить ей прощальный подарок. Вот только он пока еще не готов сменить ее на девушку из отдела старых мастеров в аукционном доме «Кристиз» — скромная ниточка жемчуга на синем джемпере под самое горло, — которая мечтала помочь хорошему человеку сохранить фамильное имущество; генеральская дочь, привычная к строгой дисциплине. Такой девушке, уныло размышлял он, наверняка понравятся болотистые холмы на границе Шропшира и Уэльса — сам он, как ни старайся, так к ним и не привык, хотя и считался их полноправным владельцем, а в отвергнутом заявлении на принятие в члены клуба «Праттс» родом занятий пришлось указать «фермер». Остряки не уставали повторять: «Николас, а я-то думал, что ты хозяин клуба». В клуб его забаллотировали, потому что у него было слишком много врагов.

И тут кишки его не выдержали и взбунтовались. Он сидел на унитазе, обливаясь потом, как фрик-параноик из любимого комикса Бриджит, и представлял, как верещит Толстяк Пул: «Да он мудак! Если его сюда примут, я уйду. Навсегда. В „Турф“». Не надо было просить Дэвида Мелроуза выставлять его кандидатуру. Но Дэвид, один из ближайших друзей отца Николаса, десять лет назад еще не был мизантропом, пользовался всеобщим уважением и не сидел все время в Лакосте.

Дорога из Клейбон-Мьюс в Хитроу была так хорошо знакома Николасу, что он ее не замечал. Его мутило, а похмелье вступило в сонливую фазу. Он устало скрючился в уголке такси.