– Просто зашла поговорить, но, полагаю, я зайду снова, когда не нужно будет двигать мебель.

– Ты случайно не поедешь сегодня после обеда в город?

– Да, – ответила Близняшка. – Однако если речь идет о карнизе для штор, – прибавила она осторожно, – я отказываюсь привозить его. Вчера вечером я вызвалась привезти карниз для Люсиль Картер, поскольку она торопилась отпраздновать новоселье, так я уколола им кондуктора, когда залезала в трамвай; а пока я извинялась перед ним, другим концом карниза я сшибла шляпку миссис Прекси.

– У нас есть все необходимые карнизы для штор, – ответила Пэтти. – Речь идет о краске – о пяти банках черной краски – и о трех кисточках, продаваемых в магазине полезных мелочей, и большое тебе спасибо. Прощай. А теперь, – продолжала она, – прежде всего, следует снять эту дверь, а я отвоюю у несговорчивого Питерса отвертку, пока вы вытаскиваете кнопки из ковра.

– Он не даст тебе ее, – промолвила Присцилла.

– Увидим, – ответила Пэтти.

Пять минут спустя она вернулась, размахивая над головой настоящей отверткой. – Voilà, mes amies! Собственная отвертка Питерса, за которую я лично отвечаю.

– Как ты ее достала? – подозрительно поинтересовалась Присцилла.

– Ты ведешь себя так, – сказала Пэтти, – словно я сбила его с ног в каком-нибудь темном углу и ограбила. Я просто вежливо ее попросила, и он спросил, что я собираюсь с ней делать. Я сказала, что хочу отвинтить шурупы, и причина его настолько впечатлила, что он вручил мне ее без единого слова. Питерс, – прибавила она, – душка, просто он похож на всех остальных мужчин – с ними следует быть дипломатичными.

В десять часов вечера ковер из рабочего кабинета «399» был аккуратно свернут и перенесен в конец коридора наверху, где было бы сложно проследить его происхождение. Все пространство было пропитано запахом скипидара, пол рабочего кабинета «399» сверкал черным цветом, кроме четырех-пяти неокрашенных пятен, обозначенных Пэтти как «островки», которыми следовало заняться позже. Кто бы ни зашел к ним в тот день или вечер, получал в руку кисть, должен был опуститься на колени и красить. Кроме пола, три книжных шкафа и стул из цвета красного дерева перекрасили в цвет фламандского дуба, и оставалось еще полбанки краски, от которой Пэтти настойчиво пыталась избавиться.

На следующее утро, несмотря на сложности с передвижением, вновь воздвигли приставную лестницу, и крепление декоративной ткани было с энтузиазмом продолжено, как вдруг работу прервал стук в дверь.

Совершенно не подозревая о нависшем роке, Пэтти весело отозвалась: – Войдите!

Дверь отворилась, и на пороге выросла фигура Питерса. Присцилла подло сбежала, оставив свою соседку на лестнице, в затруднительном положении.

– Вы та юная леди, которая взяла у меня взаймы отвертку… – Питерс замер, посмотрел на пол, и челюсть его отвисла в крайнем изумлении. – А ковер где? – вопросил он тоном, подразумевающим, что, по его мнению, ковер находится под краской.

– Он в холле, – радостно ответила Пэтти. – Осторожно, пожалуйста, не наступите на окрашенное. Так гораздо лучше, Вы не находите?

– Вам следовало получить разрешение… – начал было он, но его взгляд упал на обои, и он снова замолчал.

– Да, – сказала Пэтти, – но мы знали, что Вы не можете прямо сейчас выделить человека, который покрасил бы за нас, поэтому мы не стали Вас беспокоить.

– Вешать занавески на стены – против правил.