А Даша, оказывается, жива. В больнице. А Федор и не знал.
– Я не прокурор, чтобы фамилии спрашивать, – с безразличием ответила бомжиха, утратив все надежды, привлечь к себе внимание этого красавца. Ему видать, сисястые нравятся. Бомжиха томно вздохнула.
– А кулон?
– Что, кулон? – уставилась на него женщина. Чего он спрашивает?
Федор задал вопрос более подробней, чтоб она поняла:
– Какой он из себя? Может, помните? Для меня это очень важно. Пожалуйста. Постарайтесь припомнить? – попросил он.
Женщина опять хмыкнула, изучающе посмотрела на Федора. Чего пристал? Помнит, не помнит. Чудной какой-то. Потом произнесла:
– Чего его не помнить-то? Сердечком он. Эта Дашутка сказала, подарок. Мне бы кто такой подарок сделал, – она засмеялась, показав беззубые десна. – Теперь на том кулоне с краю дырка. Я еще хотела спереть этот кулон у нее. Она, видно, из богатеньких. Уж точно продырявленный носить не будет. А мне бы в самый раз. И цепочка на нем приличная. Тоже золотая. Я бы пофорсила с ним. А, Дмитрич?
– Тамарка! Что ты мелешь? Хотела спереть … – попытался старик пристыдить бомжиху, но она только махнула рукой.
– Иди ты, со своей проповедью. Достал уже. С тобой с голоду сдохнешь. Тоже мне, нашелся святоша. Я колбасу ворую, ты жрешь…
Федор прислушивался к ударам сердца. Казалось, от каждого толчка, кровь бешено приливает в голову.
«Дашенька. Милая моя девочка. Неужели она жива? У нее такой кулон. Это ведь я его подарил ей. В форме сердца. Дашка», – он чуть не выкрикнул ее имя. Поднялся с дивана и сел, свесив ноги на пол.
– Скажите, Тамара, вы ведь видели ее мать? Какая она из себя?
Бомжиха несколько растерянно посмотрела на Федора, потом на Дмитрича, как бы спрашивая у старика, чего это новенький задает ей такие вопросы. Старик сдержанно кивнул головой, дав понять, что ей следует ответить.
– Ну, какая? Человек, как человек. Такая вся из себя видная. Волосы кудрявые и в очках она. Солидная баба.
– Очки в золотой оправе? – не удержался Федор и сказал громче, чем это следовало. С другого дивана на них крикнули:
– Вы спать дадите! Козлы!
– Ты, Шерстяной, дрыхни и не лезь сюда, – огрызнулся старик, потом уже более спокойней добавил: – У нас тут дело. А ты не лезь. Спи.
А бомжиха оживилась.
– Точно. В золотой. Я и отца той милашки видела. Он на диктора похож. Голос такой поставленный. И сам из себя такой представительный. Костюм. Галстук. Что надо мужик. Я б такому сразу отдалась.
– И тоже в очках? Только стекла чуть затемненные?.. – сказал Федор.
– Да, – протянула Тамарка, про себя гадая, откуда этот человек может знать, такие подробности и решила сделать дополнение: – А еще у этой Дашутки родинка вот здесь на шее с правой стороны.
Федор не сдержался.
– Это она. Моя Даша! Она жива! – закричал он, позабыв, что сейчас ночь и рядом спят бомжи. Он схватил Тамарку за плечи и поцеловал в щеку.
Бомжиха удивилась такому странному поведению Федора, потому что не разделяла его восторга. Сразу задалась вопросом, кто ему та девушка? Хотела спросить у Дмитрича, но старик сказал ей:
– Ладно, Тамарка. Иди.
Бомжиха вернулась в кухню, где подруги допивали водку. Ее отставленный стакан стоял нетронутым. Тамарка лихо хлобыстнула его, утерла рукавом кофты влажные губы.
– Это откуда парень? – спросила она у подруг про Федора. Но те о нем ничего путем не знали, кроме того, что он заступился за Дмитрича и спас старика от жестокого избиения. |