— Кто меня выпустил? Какой там черт, выпустил! Кто меня заточил, хочешь сказать?

— По-твоему, я?

— Да, ты!

— Я не сомневалось в побеге, — сказало Тело. — Ну?

— Что «ну»?

— Не будь ты заточен, где бы ты находился?

— В клевере, мой курносый, бандитского вида друг. В клевере, Обезьяна.

— Это ты так думаешь, — сардонически произнесло Тело.

— Это я знаю! Горилла! В тебе нет никакой нужды! Ты просто случайность!

— Вот как? А ты? Надо полагать, нечто запланированное.

— Ну…

— С красивыми маленькими ступнями, — иронично произнесло Тело. — И с такими изящными руками, — оно подняло свои лапищи, поглядело на них, — с длинными, заостренными пальцами художника — так? — насмешливо сказало оно.

— Послушай, Тело, не насмехайся!

— И с шестью футами двумя дюймами стройного американского юношеского…

— Послушай…

— …но не стал бы возражать против шести футов одного дюйма, видит Бог! И с длинными, белокурыми, вьющимися от природы волосами!

— Твоя природа, Тело, до того груба и низка, что ты не способно оценить…

— «Утонченного» — сухо произнесло Тело. — Да, знаю. — Однако продолжим: с голубыми глазами, римским носом, классическим лбом, профилем юного греческого бога — словом, Байроном без хромоты и тучности — любимцем женщин и гением до мозга костей!

— Слушай, Тело, черт бы побрал твою душу!

— Души у меня нет, — сухо сказало Тело. — Она для «Художников» — я правильно выражаюсь? — съязвило оно.

— Не насмешничай!

— Душа для Великих Любовников, — продолжало Тело. — А моя находится ниже пояса. Правда, она служила тебе в самых душевных порывах — не будем в это вдаваться, — насмешливо произнесло Тело. — Я ведь просто-напросто жернов на твоей шее — случайность.

И они еще несколько секунд глядели друг на друга; потом заулыбались.

Джордж сидел, глядя на отражение своего тела в зеркале, и воспоминание об их совместной жизни явилось тревожить его мучительной ее таинственностью. Он думал о миллионах сделанных вместе шагов, о миллионах раз, когда вместе вдыхали воздух ради жизни, о тысячах раз, когда слышали, как часы отбивают время под вечным светом неизведанных небес. Да, они долго были неразлучны, это тело и он. Много прожили наедине друг с другом, много видели, думали, чувствовали и теперь знали то, что знали, не отвергали друг друга, не тяготились друг другом, были приятелями.

Было время мечтаний и выдумок, когда он не видел тела таким, как оно есть. Тогда он казался себе облеченным великолепной плотью. Они вместе бывали героями множества доблестных, романтических подвигов, были вместе прекрасными и доблестными.

Потом настало время, когда он проклинал, ненавидел свое тело, так как считал его уродливым, нелепым, недостойным себя, видел в нем причину всех своих бед и огорчений, полагал, что тело предает его, отделяет от той жизни, которую он так любил, с которой хотел слиться. Он стремился узнать все и всех на свете и постоянно хотел сказать окружающим:

— Нелепая фигура, которую вы видите, это не я. Не обращайте на нее внимания. Забудьте о ней. Я такой же, как вы. Я один из вас. Пожалуйста, постарайтесь видеть меня таким, как есть. Кровь моя струится по жилам, она такая же красная, как ваша. Я во всем состою из тех же веществ, рожден на той же земле, живу той же самой жизнью и ненавижу ту же самую смерть, что и вы.