— Да, — фыркнула Дара, глядя на появившегося лютоволка, — это будет весело.

— Почему? — тихо спросила Арата, все еще держащая мясо на вытянутой руке.

— От тебя за версту тянет… обманом. Можешь считать это древними инстинктами, которые подсказывают, что убить тебя надо на месте.

— Черт, — девушка сглотнула ком, подступивший к горлу, — хорошо, что при дворе таких инстинктов нет, а то бы давно меня не стало. Хотя, глядя на некоторых политиканов, можно смело сказать, что у них с нюхом все в порядке.

— И что же ты забыла в такой глуши? — фыркнула Дара.

— Его, — кивнула на меня Арата, — по крайней мере, часть.

— Я все чаще задумываюсь о том, чтобы привязать твою жизнь к своей, — пришлось сказать мне, чтобы прервать разговор, заходящий в не слишком приятное русло, — Дара, ты можешь объяснить, что происходит.

— Суки редко становятся скакунами, как и наездницами, — с некоторой гордостью ответила волчица, — для этого нужно быть молодой, отважной и главное бездетной. Но природа распоряжается по-разному, и в этом сезоне эта самка не понесла. Вот вожак и подталкивает ее… развеяться. У вырожденных случка уже закончена, теперь только в следующем году.

— Как интересно, — наконец восстановив силы, я сумел подняться на ноги, — значит, вы используете собственных детей в качестве рабочих животных. Скота по-простому.

— Выродившийся в человека может вновь стать волколаком, — нехотя ответила волчица, — но никогда больше выродившийся в лютоволка не приобретет достаточно разума, чтобы разговаривать или пользоваться конечностями. Наши далекие потомки и вовсе теряют всякую связь с прежней стаей. Становятся просто — волками. Но это лучше, чем если бы мы убивали собственных братьев и сестер. Детей… Поэтому мы используем пленников.

— А выживут только сильные, — хмыкнула, не сдержавшись, Арата, но тут же заткнулась, — ой, мама! Чего она так рычит?

— Ты сама, сука, как и она. Думаешь, сможешь просто так ужиться рядом с вожаком? — оскалилась Дара, — развлекайся, сестренка. Я здесь больше не нужна, а ритуал не ждет.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил я волчицу и, не подумав, погладил ее по голове, как до этого делал с вожаком. Реакция была странная. Дара замерла, будто боясь меня спугнуть, а когда я, опомнившись, отдернул руку, потянулась за ладонью, прижав уши к голове. Не сумев устоять перед искушением, я еще несколько раз прошелся пальцами по ее шерсти.

— А еще очень приятно, когда чешут, — заметила волчица, закатывая от удовольствия глаза. Зрелище это было с одной стороны забавным, а с другой крайне странным. Все же я больше воспринимал ее как разумную девушку, пусть и в шерсти, с хвостом и волчьей головой. Но малые полуразумные расы все были слегка зверьми.

Вожак неодобрительно фыркнул, глядя на то, как я почесываю Дару за ухом. Могу поспорить, он теперь думал что-то вроде: «ее чесал, вот на ней и езжай». Но волколачка даже стоя на задних лапах чуть уступала мне ростом. Да и ассоциации с ней и ездой возникали совсем не те, что должны бы. Нехотя оторвавшись от моих пальцев, девушка вскочила на Дружка и не прощаясь умчалась в заросли.

— Я не съедобная, — говорила в это время Арата волчице, которая обходила ее уже по десятому кругу, принюхиваясь, — вот же мясо, в руке держу.

— Что-то у тебя с волками диалог не ладится. В любой форме, — заметил я, почесывая за ухом у вожака, который больше не выглядел ущемленным.