Лещинский приладил лакированный, пахнущий внутри пылью клюв. Подтянул ремни, чтобы они мягко, но плотно обхватывали по-военному коротко стриженный затылок.

Они прошли через занавешенный плотным целлофаном проем в «отстойник». Там, среди обжитых разноцветными грибками стен, кипела работа. Гопники орудовали лопатами. Весело переругиваясь, они перебрасывали отстоявшуюся жижу в ненасытную глотку «приемника», с которой начинался единый пищеварительный тракт квазиживой системы, производящей биомассу. У аборигенов были насосы, чтобы перекачивать содержимое «отстойника» в «приемник», но сейчас насосы не работали, и инженеры Корсиканца посчитали, что надежнее будет поставить дюжину работяг с лопатами, чем пытаться что-то починить.

– Пойдем, покажу административное крыло, – сказал Данелян, прежде чем у Лещинского возникло опасение, что сейчас и ему выдадут лопату.

Они снова вернулись в коридор, свернули в узкое, скудно освещенное ответвление и взобрались по крутой лестнице на второй этаж.

Лещинский невольно выругался.

Биомасса стелилась по полу коридора, влажно сверкала светочувствительными глазками на стебельках, лениво выпускала ложноножки и втягивала их в волнообразном движении. Биомасса выпирала из вентиляционных портов, из боковых коридоров, из дверных проемов. Биомасса формировала жгутики и ощупывала ими потолок.

– А что это у вас за непорядок?.. – выдавил ошеломленный Лещинский.

Данелян хмыкнул.

– Чертовщина какая-то, – он перетянул очки с носа на лоб, потер переносицу. – Ведь никто толком не знает, как завод работает. Она разрастается и разрастается. Заполнила, зараза, почти весь внутренний объем корпуса. То, что ты видел на выходе в чанах – лишь вершина айсберга. А так она давно вырвалась на свободу. Но пока, к счастью, в границах завода.

Единственное, что Лещинский сумел понять сразу, – еды в Колонии, оказывается, раз в сто больше, чем он предполагал.

– М-да… – Данелян огляделся. – Комбайн сюда подняться не может. Поэтому мы вручную пилим-режем и отправляем мясо обратно в «приемник».

Лещинский решил, что ослышался.

– Куда-куда? Обратно в «приемник»?

– Ага, – Данелян потянулся к ложноножке, что слепо шарила в воздухе, высунувшись из вентиляционного порта. Ложноножка пугливо отпрянула, выпустила сквозь мембрану, заменявшую ей кожу, пенистую жидкость. – Но поедая само себя, оно растет еще быстрее. Замкнутый круг. Так что твои инструменты – тележка да мачете. Рубишь, грузишь, отвозишь и сбрасываешь в «приемник». Но не сейчас, а позднее – когда уйдут те.

– Те? – Данелян явно имел в виду гопников с лопатами. Лещинский окончательно опешил. – Они не знают, что творится у них над головами?

– Об этом мало кто знает, – пояснил Данелян. – Но ты ведь гвардеец, ты не сболтнешь.

– Я-то не сболтну! – От волнения Лещинский повысил голос. – Но это ведь еда! Зачем ее утилизировать? Раздайте жителям Колонии! В Чумном городище за «тройной стейк» горло перережут! Молодые девчонки продают себя, чтобы прокормиться! Хитники достали уже! Дайте им еды, они от нас и отцепятся!

Данелян поморщился.

– В том-то и дело, друг мой. В том-то и дело.

– В чем?!

– Продукция завода выступает в Колонии всеобщим эквивалентом. Проще говоря – деньгами. Что случится, если печатный станок запустить на полную мощность? Бедных не станет? Нет, дружище, – богатых не станет.