– Так то – деньги, а это – всего лишь склизкая гадость, которую и мясом с натяжкой можно назвать.

Данелян нахмурился. По его физиономии было видно, что ему не хочется продолжать препирательства.

– Корсиканец сказал, что на тебя можно положиться… – обиженно пробубнил он.

– Так точно, – хмуро подтвердил Лещинский.

Из-за поворота выплыло «привидение». Лещинский замер. Может, обойдется? Вваливаться в комнату к Оксанке в компании «привидения» не хотелось. Оксанка их до смерти боится. Спрашивается, чего бояться? «Привидения» – самое безобидное, что есть под Чертовым Коромыслом. Безобиднее даже «вечных обручей», с которыми пацаны играются. Наверное, это у нее инстинктивное, вроде боязни мышей.

«Привидение» вяло, будто его волокло сквозняком, приближалось.

Лещинский мысленно взмолился:

«Давай, давай… дуй мимо… Не нужен я тебе… Ничего я в тебе не понимаю… Да и не хочу понимать… Иди, ищи своих хозяев… Если найдешь…»

Внутри туманного образа возникло что-то вроде серебристой спирали. Лещинский затаил дыхание. Если профессор прав и эта хрень действительно реагирует на человеческие мысли, то лучше о ней не думать. И не смотреть на нее.

Лещинский закрыл глаза и стал представлять, как разбудит сейчас дрыхнущую Оксанку. Как она поначалу станет отбиваться, советовать пойти к бабе Зое, а потом, словно нехотя, позволит себя поцеловать в шею, в плечо, и только потом подставит полураскрытые губы.

Оксанка чем-то напоминала Лорку Емельянову. Пожалуй, своей утрированной женственностью. Лещинский и не подозревал раньше, что ему нравятся такие. Давнее, почти детское еще влечение к подружке Валерки Смирнова осталось там, на Земле. С тех пор бывший студент Московского педагогического университета во всех смыслах потерял невинность – в Колонии ему не приходилось жаловаться на недостаток женского внимания. Причем заслуги самого Лещинского в этом не было никакой. Дам привлекало его гвардейское звание и привилегированное положение в Колонии. На гвардейцев зарились даже долговязые арсианки и карлицы-нгенки. Лещинский знал, что многие его сослуживцы из людей не прочь были отведать такой экзотики, но ему чужачки казались не привлекательнее крокодильих самок.

Оксанка – другое дело. Он отбил ее у шайки побирушек на свалке за Чумным городищем. Гопники убили младших Оксанкиных братьев и собирались пустить девушку по кругу, здесь же, рядом с неостывшими еще телами мальчишек. К счастью, Корсиканцу в тот день взбрело устроить учения. И бронеход Лещинского оказался неподалеку от места преступления. Оборзевшие побирушки пробовали огрызаться. У одного оказалась даже базука, правда, он не успел ею воспользоваться. Лещинский положил их всех на месте. Девушку в изодранном платье он перенес в кабину бронехода. А трупы – сжег.

Ясноглазая харьковчанка оказалась непохожей ни на одну из женщин Колонии. Они не виделись примерно неделю. Девушка приходила в себя в приюте для новичков, где за главного была Глафира Никитична Холодова, в прошлой жизни – начмед реабилитационного центра. Придя в себя, Оксанка пожелала увидеть своего избавителя, но не стала сразу бросаться ему на шею. За что Лещинский был ей искренне благодарен. Ведь ходок из него никакой. Ему вовсе не нравилось скакать из одной постели в другую. Ему хотелось теплых, человеческих отношений, насколько такое возможно в чокнутом мире под Чертовым Коромыслом.

Лещинский открыл глаза: «привидение» сгинуло.