Костяшки обхватывающих кинжал пальцев Телиана побелели, ноздри раздувались. На мгновенье он закрыл глаза, потом снова открыл их.

— Понимаю, — очень, очень холодно произнес он.

«Для человека, которому только что отказали в разговоре с дочерью, он держится замечательно», — подумала Каэрита. Потом его взгляд переместился к ней, и она увидела в его глазах и ярость, и отчаянную любовь, и боль потери.

— В таком случае, — тем же ледяным тоном продолжал он, — полагаю, я должен выслушать то, что моей дочери было позволено передать мне.

Йалит еле заметно вздрогнула, ощутив страдание в ею голосе, но взгляд ее по-прежнему был тверд. Интересно, подумала Каэрита, сколько подобных бесед ей пришлось пережить за долгие годы?

— Думаю, что да, милорд, — согласилась бургомистр. — Предпочитаете поговорить с госпожой Каэритой наедине, чтобы она могла без свидетелей подтвердить, что Лиана пришла к нам по доброй воле?

— Благодарю вас, милорд, за понимание. — Йалит слегка наклонила голову. — Я сама мать, и я разговаривала с Лианой. Мне известно, почему она здесь, и причина не в том, что она не любит вас и мать или хотя бы на мгновенье усомнилась в вашей любви к ней. Во многих смыслах это один из самых печальных случаев, с которыми мне пришлось столкнуться. Я признательна вам за то, что, несмотря на гнев и боль, которые владеют вами, вы понимаете, что это было ее решение. А теперь я оставляю вас с госпожой Каэритой. Если позже вы пожелаете снова поговорить со мной, я, конечно, к вашим услугам.

Она снова поклонилась, более низко, и вышла, оставив Телиана и Каэриту наедине.

Несколько долгих секунд барон молчал, то стискивая, то отпуская рукоять кинжала и сверля Каэриту сердитым взглядом.

— Кое-кто сказал бы, что вы не слишком щедро отплатили за мое гостеприимство, госпожа Каэрита, — наконец отрывисто бросил он.

— Кое-кто — без сомнения, милорд, — ответила она, стараясь говорить как можно спокойнее. — Мне очень жаль, если вы разделяете их мнение.

— Наверняка жаль, — ответил он, чеканя каждое слово. Закрыл глаза и покачал головой. — Как бы я желал, — теперь его голос звучал мягче, с оттенком печали, чтобы вы вернули ее мне! Чтобы когда моя дочь — мое единственное дитя, Каэрита! — вышла к вам из темноты, на краю одинокого пути, убегая из родного дома и от нашей с Ханатхой любви, вы поняли бы все безумие затеянного ею и остановили ее. — Он открыл глаза — в них блестели слезы — и посмотрел рыцарю в лицо. — Не говорите мне, что не могли помешать ей сломать свою жизнь, отбросить всех и все, что она когда-либо знала. Если бы вы только попытались!

— Да, могла, — решительно заявила Каэрита, не отводя взгляда. — Несмотря на всю ее решимость и мужество, я могла остановить ее, милорд. И едва не сделала это.

— Тогда почему, Каэрита? — умоляюще спросил он — сейчас никакой не барон, не хозяин Западного округа, а всего лишь убитый горем отец. — Почему вы не сделали этого? Это разобьет Ханатхе сердце, как уже разбило мое.

— Потому что таково было ее решение, — ответила Каэрита. — Я не сотойка, Телиан, и не претендую на понимание ваших подданных и их обычаев.