Жители старого Ностоблета были практичными людьми, их религиозные ритуалы не требовали устраивать чересчур роскошные могилы для умерших. Обычай богачей в те времена, когда гробницы еще использовались, был таков: мертвых хоронили в простых деревянных гробах, которые помещались в ниши пещер, вырезанные в скалах. Ничего из личных вещей покойника земле не предавали, за исключением одежды, которая была на нем, и недорогих украшений, что едва ли могло соблазнить грабителя. Вдобавок гробницы Ностоблета имели дурную славу из-за упырей и еще более жуткой нечисти, обитавшей там, и наводящие ужас рассказы о них заставляли жителей Ностоблета обходить стороной эту местность.

– Осторожно! – крикнул Арбас– Камни очень скользкие! – И словно вопреки собственному предостережению, убийца поскользнулся на поблескивающем валуне и, пытаясь удержаться на ногах, едва не уронил бесполезный фонарь.

Товносианец тихо выругался и сосредоточился на том, чтобы удержаться на тропе. Один неверный шаг означал верную смерть у подножия гор. Откуда-то снизу слабо и прерывисто доносился шум вышедшего из берегов потока.

Тем не менее в голосе Имеля не было и следа страха, когда он проворчал:

– Неужели ты не мог договориться с Кейном о встрече в более сухом месте!

Арбас оглянулся с язвительной усмешкой:

– Никак ты передумал встречаться с ним? – Он рассмеялся, когда компаньон ответил ему градом проклятий.– На самом деле это самая подходящая ночь – гроза скроет нас от тех, кто мог бы за нами следить. В любом случае, ты знаешь, что Кейн не может показаться в Союзе, учитывая, какую награду назначили за его голову. И даже если бы не это, он не из тех, кто прибегает по первому зову, разве что дело того стоит.– Он многозначительно добавил: – Ты так и не сказал, зачем тебе нужен Кейн.

– Это услышит только сам Кейн, – возразил Имель.

Арбас торжественно кивнул:

– Угу. Это услышит только Кейн. Угу. Ладно, боже упаси меня вмешиваться в ваши секреты. Я бы этого не хотел ни в коем случае.

Товносианец ничего не ответил и продолжал хранить молчание весь оставшийся путь.

Справа от них открылись темные расщелины. Это были входы в заброшенные гробницы, рукотворные галереи, вырубленные в скале рабами, которые давно мертвы, как, впрочем, и их хозяева. В высоту эти безмолвные ходы были более чем достаточны, чтобы в них мог войти весьма рослый человек, а из-за вспышек молний они выглядели намного более просторными. Некогда доступ к гробницам преграждали ворота, но поздней они были разрушены. Несколько оказавшихся более прочными дверей были приоткрыты, но большинство совсем отсутствовали или висели под немыслимыми углами – разрушенные остатки гнилого дерева и проржавевшего железа.

Имель призадумался, чьи руки могли разрушить ворота – и зачем. Это была неподходящая ночь для подобных размышлений. Мрак похоронных камер был еще гуще, чем чернота ночи, и время не полностью выветрило запахи разложения и гнили. Каждый раз, когда Имель проходил мимо очередного зияющего дверного проема, он покрывался мурашками и спиной чувствовал, что за ними кто-то тайком наблюдает. Время от времени ему чудилось еле слышное мягкое шарканье. Имель молился, чтобы это были просто большие крысы, потревоженные в своих норах. Но гроза играла сверхъестественные шутки с его ощущениями.

– Кажется, это здесь,– коротко объявил Арбас и направился в одну из затхлых пещер-гробниц. Он зажег фонарь, который чудесным образом загорелся, и Имель увидел, что пещера, где они находятся, имеет форму перевернутой виселицы. Сначала был проход длиной в двадцать футов, затем поворот направо – и еще один проход около пятидесяти футов. В стенах первого коридора был вырублен тройной ряд ниш. Только несколько тел, погребенных в этих нишах, остались нетронутыми.