Обескураженная экстравагантностью своего племянника, который с годами все больше и больше становился немцем, Ее Величество всерьез задумалась над тем, чтобы отдалить его от власти и предотвратить возможные пагубные последствия его правления. Их отношения стали настолько натянутыми, что Екатерина не могла не упомянуть о них в своих «Мемуарах»: «Она (Елизавета) знала его так хорошо, что не могла находиться и четверть часа без того, чтобы не впасть в раздражение, гнев или печаль. Когда она говорила о нем в узком кругу, то не могла удержаться от слез». Опасаясь вспышки слепой ярости презираемого ею князя, императрица, тем не менее, продумывает про себя различные варианты безболезненного решения этой проблемы. Может быть, направить его с долгосрочной миссией в какой-нибудь отдаленный уголок Германии, раз уж он предпочитает эту страну России? Время от времени императрица из опасения, что Петр, почувствовав холодное отношение к нему своей тети, может подготовить покушение против нее, меняла замки на дверях своих покоев.

Со своей стороны, Екатерина надеялась, что Ее Величество, здоровье которой было подорвано невоздержанным образом жизни и заметно пошатнулось, достаточно прожила для того, чтобы понять сущность племянника и лишить его наследства, и предпочтет ему своего внука Павла, регентшей которого могла бы стать его молодая мать. Однако и Петр имел на сей счет свои далекоидущие планы. Он с нетерпением дожидался ухода императрицы в мир иной, с тем чтобы сразу же навести свои порядки в стране. По его замыслам, после кончины императрицы он тут же обвинит Екатерину в супружеской неверности, официально с ней разведется и, объявив Павла незаконнорожденным, повелит взять мать и сына под стражу и заточить их в Шлиссельбургскую крепость. Затем, воцарившись на трон, он намеревался жениться на своей любовнице, графине Елизавете Воронцовой. Поговаривали, что он даже приготовил по этому случаю специальный манифест.

Хотя взрослые и уклонялись от разговоров об этих изощренных интригах в покоях ребенка, Павел замечал неестественную возбужденность окружающих, что только подливало масла в огонь его кошмарных воображений. Ничего не зная о готовящейся драме, он все же интуитивно догадывался, что весь окружающий его мир живет в зависти и ненависти друг к другу. Среди всех, кого он мог видеть перед собой, единственно, к кому он хоть изредка проявлял сострадание, были животные и старухи-няньки, безвинная болтовня которых, по крайней мере, не приводила к человеческим трагедиям. Для того чтобы уберечь Павла от излишних эмоциональных переживаний, окружающие его люди получили строгое указание скрывать от него факт болезни Ее Величества. Сам же он с нетерпением дожидался наступления Рождества, которое, без сомнения, как и в былые времена, должно было принести с собой новые развлечения и подарки. Однако 25 декабря 1761 года дворец был необычно безмолвен. Не просчитались ли взрослые с наступлением этой даты?

Неожиданно к полудню лихорадочная суматоха охватила все помещения дворца. Мертвенно-бледный Никита Панин, пришедший к своему воспитаннику, трагическим голосом объявляет ему о том, что Ее Величество отдала свою душу Господу Богу. Павел, которому к этому времени едва минуло семь лет, не мог до конца осознать значения слов своего наставника и воспринять эту потерю, из-за которой все вокруг обрели вдруг траурный вид. Он лишь безропотно дозволяет сопроводить себя до покоев императрицы, идя, как лунатик, через залы, заполненные присмиревшими придворными. В вестибюле с серьезными лицами толпились министры, послы, важные сановники. Там за двойными створками дверей, преграждавшими вход в покои императрицы, свершалась таинственная мистерия: смерть, не знавшая гуманного отношения ни к кому, забирала из жизни ту, кто еще вчера сама властвовала над жизнью и смертью других.